Стихия страха
Шрифт:
– Нет.
– Кысей, это уже прямое неподчинение...
– Во-первых, дело кардинала Ветре вы у меня сами забрали, во-вторых...
– Да, но дело до сих пор не закрыто, потому что именно ты не смог поймать Серого Ангела.
– ...Во-вторых, я поступлю так, как уже сказал. Отдам голос и буду требовать дополнительного дознания...
– Упрямый болван!
Я глубоко вдохнул и выдохнул, собираясь с мыслями. Прекрасно понимая, насколько уязвимо мое положение, я, тем не менее, не собирался отступать.
– Отец Валуа, простите меня, -
– Понимаю, что доставляю вам неприятности, однако прошу выслушать мои доводы. Мне слишком хорошо известны губительные свойства опиума, и я искренне считаю, что Святой Престол должен бороться с его распространением со всей суровостью данных заступниками законов. Почему мы должны склонять голову перед воягом Наварро? Почему должны договариваться в то время, как можно действовать с позиций силы, особенно в данном случае? Ведь если...
– Ты не понимаешь...
– Молю вас, дайте договорить. Вы знаете, что меня сегодня спросил один из купцов? Буду ли я искать колдуна, или им обратиться к госпоже Хризштайн! Подумайте только - купцы и не только они, вояги, помчики, простолюдины, они все не видят в Святом Престоле истинной власти, не чувствуют, что он может их защитить. Если пойдете один раз на уступки воягу, то потом уже не сможете избавиться от него. И тогда действительно, вместо одного продажного купца со временем придется терпеть и больше. И не будет, куда отступить, потому что уже замараны в этой гадости. Нельзя идти на уступки! Прошу вас, дайте мне шанс. Дайте возможность навести порядок хотя бы в этом. Хочу напомнить, что вояг тоже уязвим, особенно если мне удастся выяснить про всех причастных к торговле и сбыту опиума. Подумайте, что лучше - постоянно уступать воягу или прижать его раз и навсегда за преступление против веры?
Я выдохся и замолчал. Отец Валуа смотрел на меня со странным выражением, которое мне никак не удавалось распознать. Наконец он ответил:
– Да, теперь я вижу, что отец Георг не растерял еще нюх на людей. Недаром так за тебя хлопотал. Думаешь, что сможешь прижать вояга? Я дам тебе шанс, можешь действовать. Но ответь честно, ты хоть представляешь всю грязь политики, в которую собираешься окунуться?
Я упрямо смотрел на церковника и не собирался отводить взгляд.
– Да уж... Ладно, ступай.
Я поклонился, но отец Валуа вдруг нахмурился и вспомнил:
– Постой, а что ты там говорил про колдуна?
– Есть вероятность, что причиной пожара стало колдовство.
– Опять? Сын мой, тебе не кажется, что это уже перебор?
– Я еще не уверен, но считаю необходимым начать дознание, поскольку слухи уже поползли среди купцов, и крайне недальновидно оставлять это на самотек, а что еще хуже, на госпожу Хризштайн. Как только подготовлю бумаги, сразу пришлю вам, святой отец.
Отец Валуа снял очки, подышал на стекла, неторопливо протер их платком, водрузил обратно, все это так неторопливо, словно испытывая мои нервы на прочность.
– Скажи мне, Кысей, откуда ты так хорошо знаешь запах опиума? Сам пробовал?
Я
– Нет. На таких, как я, опиум не полагался. Но запах...
– Обожди. Ты что, был в?..
– Да, святой отец. В церковном госпитале я лежал в бараках обреченных.
– Но...
– У меня была черная лихорадка. Глупо ведь тратить опиум для утоления боли тем, кто и так умрет?
– Но у черной лихорадки почти стопроцентная смертность.
– Знаю. Но сила молитвы и искренняя вера оказались сильнее смерти. Отец Георг разыскал меня в госпитале и не отходил от моей постели, несмотря на риск заразиться. Даже сквозь бред и страшные боли я слышал его молитву и слова утешения. Я надеюсь, что когда-нибудь сила моей веры будет столь же сильна, как и его, чтобы противостоять даже смерти... Я могу идти?
– Иди, сын мой, - кажется, отец Валуа выглядел растерянным.
– Благослови тебя бесконечная милость Единого...
Растревоженное воспоминаниями сердце ныло, я не мог сосредоточиться, а еще столько всего надо было успеть. Я вернулся к сгоревшему складу, чтобы самолично взять образец для алхимика, уже не доверяя никому. Впрочем, в одиночку мне было не справиться, поэтому пришлось выяснять отношения с капитаном. Я отвел его в сторону и начал без обиняков:
– Капитан, определитесь здесь и сейчас, на чьей стороне вы будете. Мне прекрасно известно, что до сих пор вы пытались выслужиться перед воягом Наварро...
– Я не понимаю...
– Вы все прекрасно понимаете. Не перебивайте. Я намерен довести дело с опиумом до конца, и если понадобится, прижать вояга. Но с другой стороны, если вы решите мне в этом помочь, могу гарантировать свой голос в совете, а также могу замолвить слово перед воягом Хмельницким. Вы же, кажется, мечтаете получить не только повышение, но и титул?
Капитан задумчиво подкрутил усы, предмет его неизбывной гордости, и спросил:
– А вы сможете его гарантировать?
– Нет, не смогу. Не от меня зависит, сами понимаете. Но могу обещать, что в противном случае не поленюсь поднять материалы судебного заседания и доказать ваш сговор с госпожой Розмари с целью...
– Я понял, господин инквизитор!
– И не вздумайте действовать за моей спиной, капитан. Я добился финансирования расходов на фамилиары, так что в любом случае узнаю. Итак, что вы решили?
– Я не стану препятствовать дознанию. Но помогать вам... Я лучше подожду и посмотрю, что и как.
– Что ж, и на том спасибо, - глупо было ожидать, что продажный и хитрый капитан бросится мне помогать.
Я решил занести образец на алхимический факультет Академии, а заодно повидаться с Эмилем. Он успел упомянуть, что получил там место мастера клинка, чем бесконечно меня удивил, но слишком торопился, чтобы вдаваться в подробности. Его жена Софи действительно выглядела неважно, плохо перенеся морское путешествие.