Стихийное бедствие
Шрифт:
В кухне сидел за столом Кузявин с газетой и заканчивал трапезу. Из передней послышался звонок, а затем до ушей Кузявина донесся неразборчивый разговор.
«Принесло кого-то», — с неприязнью
— Проходите, — сказала жена и пропустила на кухню мужчину с потрепанным портфельчиком. — К тебе… — И ушла по своим хозяйским делам.
— Добрый день, я насчет страхования, — напористо заявил мужчина, — не желаете застраховаться? Имущество, недвижимость, ценности.
— Ну, какие у меня ценности, ей-богу? — Кузявин тускло окинул взглядом кухню.
— Ваша жизнь, — со значением сказал агент.
— Тоже мне ценность — сто сорок рублей без прогрессивки.
— Жизнь вашей жены…
— Ой, не смешите меня, ценность… Она же домашняя хозяйка.
— Папаша, — агент поднял вверх палец, — вы еще не знаете истинной ценности вашей жены.
— Это в каком же смысле?
Агент ловко достал из портфельчика счеты и растрепанную книжечку с надписью «Расценки».
— Давайте посчитаем, почем нынче ваша супруга выходит, извините, на круг… Вот расценка бытовых услуг. Читаем. Приобретение и доставка покупок на дом — 70 копеек в час. Сколько ваша жена за день в очередях, простите, отдыхает? Часика четыре набежит? Два восемьдесят. Множим на тридцать дней — 84 рублика, как одна копеечка.
— Смотри-ка, — удивился Кузявин.
Агент оглядел кухню и остановился на веревке с бельем.
— Пеленочки, вижу, сушатся — стало быть, есть детвора. Ребеночка погулять часиков пять надо? Учтите, по 70 копеек в час. Фирменная цена фирмы «Заря». Три с полтиной, как отдай! Множим на тридцать дней — 105 карбованцев вынь да положь.
Кузявин только покачал головой.
— Рубашечка, вижу, на вас чистая, крахмальная, брючки глаженые. Каждый день меняете?
Кузявин кивнул.
— Стало быть… — агент защелкал на счетах, — не меньше десятки за одни рубашечки. Теперь… Пол, гляжу, у вас чистый, натертый. Сколько метров в квартире-то?
— Тридцать, — почему-то хрипло ответил Кузявин.
— По восемнадцати копеек за метр — пять с полтиной. Уборка. Надо полагать, по субботам. Итого, 22 рублевика, как миленькие… Теперь отужинали, стало быть, — агент приоткрыл крышку кастрюли, — борщ, чую, украинский. В ресторане за такой платят по 86 копеек за порцию да еще на чай дают… — агент заглянул в сковородку, — котлета со сложным гарниром, надо думать… Рубль пять… И на десерт, как полагается…
— Компот, — прошептал Кузявин.
Агент быстро защелкал костяшками счетов.
— Завтрак, надеюсь, съедаете сами? —
— Пятьсот рублей? — ахнул Кузявин и недоверчиво покосился на расчеты. — Это же в год… — он схватил счеты и защелкал сам, — шесть тысяч. Машина!
Кузявин зажмурился от удовольствия, потом открыл глаза и произнес мечтательно:
— Машину, что ли, застраховать?
— Какую машину? — Агент обиженно потряс счетами. — Это же ваша жена!
Кузявин взволнованно заходил по кухне, разговаривая с собой, жестикулируя и прикидывая что-то на пальцах:
— Господи, жена как жена, ничего особенного, а гляди ты, какая ценность! Кто мог подумать? С ума сойти.
Тем временем агент тихо выскользнул в коридор.
— Ну, что там? — с интересом спросила жена.
— По-моему, — подмигнул агент, — теперь он или вам шубу подарит или я выставлю его на страховку…
В проеме двери показался бледный Кузявин. Он быстро подошел к жене, оглядел ее всю, будто увидал впервые, затем припал на колено и протянул к ней руки:
— Сокровище мое!..
СИДОРОВ И. П., 32 лет…
В месткоме распределяли билеты в театр, и жена Сидорова отхватила два прямо на сегодня.
Сидоров сначала идти не хотел — не любил он этих театров. Представляют там каких-то несерьезных испанцев с перьями, плетут какие-то интриги стихами… Уж лучше по телевизору «Кругом 16» глядеть. Тоже ерунда, но привычная.
Согласился пойти только ради жены. Лида себе платье кримпленовое справила, и ей не терпелось обкатать его на публике.
В театр пришли тик в тик. Успели только программку купить и, не заходя в буфет, вынуждены были сесть в ложу бенуара.
Пока Лида искала глазами знакомых с завода, Сидоров от нечего делать раскрыл программку.
Пьеса называлась «Слесарный цех» и была, наверно, насчет производства.
Сидоров сам был слесарем, поэтому снисходительно усмехнулся: «Ну-ну, чего они тут про наше дело насочиняли? Небось напильника от рашпиля отличить не могут, а туда же…»
Ниже шли действующие лица, и тут Сидоров, к своему удивлению, среди действующих лиц обнаружил себя — Сидорова Николая Павловича, тридцати двух лет, в исполнении артиста Почкина Л. С.
Хотел было посмеяться такому совпадению, но свет в зале погас, а на сцене, наоборот, зажегся…
И тут — даже Лида, почуял, вздрогнула — на сцену вышел артист Почкин Л. С., точная копия сидевшего рядом с ней ее родного мужа Сидорова Н. П.
Лида про Почкина ничего не знала, программки не читала, поэтому тихо ойкнула: