Стихотворения (1912-1917)

Маяковский Владимир Владимирович

"Ах, пустите, пустите, пустите!"

Бронзовые генералы на граненом цоколе

молили: "Раскуйте, и мы поедем!"

Прощающейся конницы поцелуи цокали,

и пехоте хотелось к убийце - победе.

Громоздящемуся городу ур_о_дился во сне

хохочущий голос пушечного баса,

а с запада падает красный снег

20 сочными клочьями человечьего мяса.

Вздувается у площади за ротой рота,

у злящейся на лбу вздуваются вены.

"Постойте, шашки о шелк кокоток

вытрем, вытрем в бульварах Вены!"

Газетчики надрывались: "Купите вечернюю!

Италия! Германия! Австрия!"

А из ночи, мрачно очерченной чернью,

багровой крови лил_а_сь и лил_а_сь струя.

20 июля 1914 г.

МАМА И УБИТЫЙ НЕМЦАМИ ВЕЧЕР

По черным улицам белые матери

судорожно простерлись, как по гробу глазет.

Вплакались в орущих о побитом неприятеле:

"Ах, закройте, закройте глаза газет!"

Письмо.

Мама, громче!

Дым.

Дым.

Дым еще!

10 Что вы мямлите, мама, мне?

Видите -

весь воздух вымощен

громыхающим под ядрами камнем!

Ма -а -а -ма!

Сейчас притащили израненный вечер.

Крепился долго,

кургузый,

шершавый,

и вдруг, -

20 надломивши тучные плечи,

расплакался, бедный, на шее Варшавы.

Звезды в платочках из синего ситца

визжали:

"Убит,

дорогой,

дорогой мой!"

И глаз новолуния страшно косится

на мертвый кулак с зажатой обоймой.

Сбежались смотреть литовские

села,

30 как, поцелуем в обрубок вкована,

слезя золотые глаза костелов,

пальцы улиц ломала Ковна.

А вечер кричит,

безногий,

безрукий:

"Неправда,

я еще могу-с -ї

хе!
–

выбряцав шпоры в горящей мазурке,

40 выкрутить русый ус!"

Звонок.

Что вы,

мама?

Белая, белая, как на гробе глазет.

"Оставьте!

О нем это,

об убитом, телеграмма.

Ах, закройте,

закройте глаза газет!"

[1914]

СКРИПКА И НЕМНОЖКО НЕРВНО

Скрипка издергалась, упрашивая,

и вдруг разревелась

так по-детски,

что барабан не выдержал:

"Хорошо, хорошо, хорошо!"

А сам устал,

не дослушал скрипкиной речи,

шмыгнул на горящий Кузнецкий

и ушел.

10 Оркестр чужо смотрел, как

выплакивалась скрипка

без слов,

без такта,

и только где-то

глупая тарелка

вылязгивала:

"Что это?"

"Как это?"

А когда геликон -

20 меднорожий,

потный,

крикнул:

"Дура,

плакса,

вытри!" -

я встал,

шатаясь полез через ноты,

сгибающиеся под ужасом пюпитры,

зачем-то крикнул:

30 "Боже!",

Бросился на деревянную шею:

"Знаете что, скрипка?

Мы ужасно похожи:

я вот тоже

ору -

а доказать ничего не умею!"

Музыканты смеются:

"Влип как!