Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II

Андреев Вадим Леонович

«Охапка хвороста сгорит дотла…»

Охапка хвороста сгорит дотла, Вновь зарубцуется, срастется мгла. Над плоским миром непотребный сон В развернутый упрется небосклон. Мы будем спать и спать, и только спать, Без сновидений сон — какая благодать! Но задушевный огнь еще горит, Еще нам наша жизнь, пеняя, мстит, Прозрачных искр воздушный фейерверк Еще не вовсе в темноте померк. Промышленной мечте наперекор Еще горит возлюбленный костер.

«Переступив

за жизнь, за край природы…»

Переступив за жизнь, за край природы, Разъединясь с землей, В суровый край твоей свободы Вступая, Боже мой, Душа, еще разъятая, томима Всей суетой сует, Над нею веют крылья серафима И поглощают свет. И дымно-нежным веяньем объята, Она дрожит, звеня, И вверх, к Тебе, по плоскости покатой Она влечет меня, И я, еще живой, вступаю В горящие поля И медленно иду по огненному краю, По острию огня, Еще храня избыток смертной страсти, Еще, как зверь, дыша, Пока не прорастет высоким счастьем — Звездой — моя душа.

«Отверженным созданьем Бога…»

Отверженным созданьем Бога По краю розы — гусеницей — мне Ползти, пока мое немного Не успокоится в просторном сне. В тенетах шелковых волокон Умрет, как человек, и вновь, скорбя, Найдет мой безобразный кокон Сквозь смерть — преображенного себя. И над уродом окрыленным, Тесня сиянье семиструнных лир, Восстанет облаком зеленым Все тот же плоский гусеничный мир.

«И я болел очарованьем…»

И я болел очарованьем. Крылатый воздух мне мешал Дышать и жить земным страданьем И счастьем сердце оскорблял. Но я, очистясь от свободы И от лазурной высоты, Ярмом мучительной природы Поработил мои мечты. Как чешуя листвы зимою, Шуршал перегоревший свет — Испепеленный темнотою Иного мирозданья след. Да, в нашем муравьином мире Я исцелен от слепоты. Чем надо мною небо шире, Тем резче солнце нищеты.

«Не все ль равно, какая твердь над нами…»

Не все ль равно, какая твердь над нами Когда душа с душой не говорит, Когда, пренебрегая небесами, Любовь кощунствует и Бог молчит. В окне желтеют листья винограда, И перед смертью бабочка летит Туда, где солнце над оградой сада Тончайшей паутиною горит. На что мне мудрость моего незнанья? Пернатые сияют небеса, Сама природа в час коронованья Соединить не может наши голоса. Подобно крыльям, облака всплеснутся, В закатной славе перья расцветут, Но два крыла друг друга не коснутся, Но две души друг друга не поймут. 1933

«Господь мне дал земное бремя…»

Господь мне дал земное бремя И слова высочайший дар, — Увы божественное семя Не возрастил земной фигляр. Я отдал все во имя Бога, Всю радость, все сиянье мук, Но ложь пронзала

у порога Мой каждый уходящий звук. И я в толпе безликой черни — Не господин и не слуга — Разбил Твой дар высокомерный, Земные проклял берега, В пустыне духа, неподкупный, Косноязычный и слепой, Я долго мой позор преступный Влачил, хромая, за собой. И вновь к Тебе, опустошенный, За прежним даром я пришел: — Верни, Господь, мой беззаконный, Не знавший отзыва глагол. 1937

В пустыне (1–2)

А.С.А.

1. «Кастальский ключ не утолил меня…»

Кастальский ключ не утолил меня. Замкнулся круг песчаного позора. Как желтый зверь, вдоль края косогора Сползло последнее пятно огня. Я стал на острый край пустого дня, Не смея оторвать земного взора От дымного и плоского простора, Смыкавшегося, точно западня. Добро и зло, опав, как шелуха, Мне обнажили сердцевину мира И семена блестящие греха, Заснувшие в извилинах эфира, И я увидел смертными глазами Архангела с орлиными крылами.

2. «Как солнце, крест в его руках горел…»

Как солнце, крест в его руках горел, Распятая на нем сияла роза, И я сквозь человеческие слезы Увидел мой божественный предел, И жизнь мою, которой я болел, И снов моих безлиственные лозы, И ненависть и нищенские грезы, — Я все, любя, в себе преодолел. Душа моя распалась, как песок, В Его руках — на тысячи песчинок, И на кресте сияющий цветок Пылал, живой, в огне живых росинок. И я узнал и понял тот глагол, Что, догорев, во мне опять расцвел. 1933

«О музыке со мной не говори…»

О музыке со мной не говори, Открой глаза и в данный мир смотри — На берегу реки лежит песок, И, как пустая башня, день высок, Вдали колеблется и дышит рожь — Но счастья ты не примешь, не поймешь. Волною странною взлетает звук, — Так птица вырывается из рук, Так звезды падают, вот так Развертывается суровый мрак, И ты, глухонемой, закрыв глаза, Ты ждешь, чтоб раскаленная гроза Тебя бы уничтожила, сожгла, Чтоб музыкой ты выгорел дотла. 1933

«Всё — книги, доблесть, совесть, жизнь и сон…»

Всё — книги, доблесть, совесть, жизнь и сон Сквозь влагу лжи, как водоросли в тине, Бесцельно тянутся в струистый небосклон В напрасной жажде синей благостыни. Их ветер солнечный убьет, звеня, Они умрут от воздуха и света. Людская речь — немая тень огня, Немая тень струящейся кометы. О мысль моя, тебе просторней здесь, — Что из того, что ты ведома ложью? Ты все равно не сможешь перенесть Свою любовь к воздушному подножью.