Стихотворения и поэмы

Чиковани Симон Иванович

А почем у людей огурец иль чеснок, сколько стоит кусок неразменного быта — разве это касается сбитого с ног? …И лягнуло тебя между ребер копыто. И отброшена кисть. И на выпуклость век синеватые тени положены густо. И неведомо, где погребен человек. И конец. И навек остается искусство. 1959

127. От этого порога… Перевод Б. Ахмадулиной

От

этого порога до того работы переделал я немало. Чинары я сажал — в честь твоего лица, что мне увидеть предстояло. Пока я отыскал твои следы и шел за ними, призванный тобою, состарился я. Волосы седы. Ступни мои изнурены ходьбою. И всё ж от этой улицы до той я собирал оброненные листья, и наблюдали пристально за мной прохожих озадаченные лица. То солнце жгло, то дождик лил — всего не перескажешь. Так длинна дорога от этого порога до того и от того до этого порога. И все-таки в том стареньком дому всё нашими населено следами, и где-то там, на чердаке, в дыму, лежит платок с забытыми слезами. От этого и до того огня ты шила мне мешок для провианта. Ты звездную одела на меня рубаху. Ты мешок мой проверяла. От этого порога до того я шел один среди жары и стужи, к бокам коней прикладывал тавро и воду пил, толок я воду в ступе. Я плыл по рекам и не знал — куда, и там, пока плыла моя пирога, я слышал, как глаголила Кура — от этого и до того порога. 1959

128. «Я прокричал „ваша!“…» Перевод Е. Евтушенко

Я прокричал «ваша!» строителям Ваке. Гора обратно эхо мне вернула. Мой голос затерялся вдалеке средь городского грохота и гула. Что делать, голос мой погас в движенье уличном, и эхо мне возвращено горой. Повешу месяц на крючок рыбацкой удочки и, словно чашу, ночь поставлю над Курой. Благодарю судьбу свою счастливую — укор и ласку, споры и покой. Ты подари, Тбилиси, ветку сливовую, туманами полночными покрой. Тбилиси мой, твоею тенью стану я. Ты моя гордость, мужество и честь. Мне подари скамейку постоянную, но не давай мне времени присесть. Я

как река, тобою освещенная, с твоими фонарями в глубине. Пусть эхо, мне горою возвращенное, как голос твой, всегда звучит во мне. Устрой, Тбилиси, тайную вечерю в ущелье, возле призрачной тропы, исполненную синего свечения и шелеста платанов и травы. А если ложь в стихи мои проникнет и полонит меня бесстрастный шум, разрушь меня, Тбилиси, и воздвигни, как зданье, полное твоих бессонных дум. Тбилиси, я твои дома и листья, ты — это я, а я, Тбилиси, — ты. И вечно петь мне о тебе, Тбилиси, о Грузии, вколоченной в хребты! 1960

129. Тбилиси ночью. Перевод П. Антокольского

Тбилиси, гнездо моей мысли, Мтацминда, оплот мой надежный, Прижми меня к каменной выси,— Расстаться с тобой невозможно. Мосты над Курой изогнулись, Семь раз натянув тетивы. В гористых расселинах улиц Так смутен налет синевы. Обвенчаны с башней Метехи, С теченьем Куры перевиты Грузинской истории вехи, Победы ее и обиды. Пусть гроздь винограда укроет От стужи меня в феврале, Пусть факел в лесах новостроек Приветливо пляшет во мгле. Не спать до рассвета легко нам, В листве этой липы укрыться, Завиться плющом по балконам, В Тбилиси ночном раствориться. Отеческий кров моей мысли, Вскормивший тревогу мою, Послушай, бессонный Тбилиси, Как я во весь голос пою! 1960

130. «Я укрылся в тени платана…» Перевод П. Антокольского

Я укрылся в тени платана И свиданья с тобою жду. Появляешься ты нежданно Всё на том же нашем мосту. Моросило. И в опасенье, Что не видно вокруг ни зги, Я услышал сквозь дождь весенний Молодые твои шаги. Мы пройдем и по мосту снова. Но куда же ушли друзья?.. Здесь, в тени шатра навесного, Только двое нас — ты да я.