Стихотворения и поэмы

Андреев Даниил Леонидович

124

Превыше царственной чугунностиТвердынь, казарм, дворцов и тюрем,Я слышал неподвластный бурямТвой голос с мирной вышины,И в годы те, на грани юности,Душа зажглась мечтой о Храме,О литургийном фимиамеТебе – в столице всей страны.

125

Теперь… Теперь я знал! Я чувствовал!Не слухом, не трехмерным зреньем,Но целокупным предвареньемИ всем составом всей души;Рок Века сам меня напутствовал,Годами скорбными готовя,И вот теперь шептал с любовью:Взирай. Не бойся. Запиши.

126

Быть может, нынче, невской полночью,Дух из своей ограды вышел:В Тебе, в Тебе я странно слышалПокой, огромный как чертог,И там,

в тумане лунно-солнечном,Не знаю, что и чем творилиТе, кто столетьями усилийК Тебе взойти сквозь гибель смог.

127

Там души гор вздымали, шествуя,Хорал ко Храму Солнца Мира;Там многоцветные эфирыПростерлись, как слои морей…Там клиры стихиалей, пестуяЦветы лугов песнопоющих,Смеясь, звенели в дивных кущахНепредставимых алтарей.

128

И, точно в беззакатных праздникахНезримый град России строя,Там родомыслы и героиУже творили купола,А души гениев – и праведных —Друг другу вниз передавалиСосуды света – дале, дале,Все ниже, ниже – к лону зла.

129

О, не могу ни в тесном разуме,Ни в чаше чувств земных вместить я,Что сверх ума и сверх наитьяТы дал теперь мне, как царю;Что не словами, но алмазамиТы начертал в кровавом небе;О чем, как о насущном хлебе,Теперь стихом я говорю.

130

Нездешней сладостью и горечьюПознанья жгучего отравлен,Кому Российский космос явленСквозь щель обрушившихся плит;Он будет нем на шумном сборищеИ полн надежд в годину страха,Он, поднятый из тьмы и праха,Как собеседник, в Твой Синклит.

131

Там, в осиянном средоточии,Неразрушимом, недоступном,И по блистающим уступамМиров, готовятся путиИ строят праведные зодчиеДуховный спуск к народам мира —Вино небесного потираЭпохам будущим нести.

132

…Так душу бил озноб познания,Слепя глаза лиловым, чермным,И сквозь разъявшийся Infernum [4] Уже мерцал мне новый слой —Похожий на воспоминаниеО старой жизни с прежним телом,Как будто кто-то в белом-беломК лицу склонялся надо мной.

133

Та белизна была бездушною,Сухой, слепой, небогомольной,И странно: стало больно-больно,Что кончен вещий лабиринт,Что врач склонился над подушкою,Что всюду – белизна палаты,А грудь сдавил, гнетя как латы,Кровавый, плотный, душный бинт.

1949—1953

г. Владимир

4

Преисподня, ад (лат.). – Ред.

Предварения

* * *

Мы на завтрашний день негодуем, и плачем, и ропщем.Да, он крут, он кровав — день побоищ, день бурь и суда.Но он дверь, он ступень между будущим братством всеобщимИ гордыней держав, разрушающихся навсегда.Послезавтрашний день — точно пустоши после потопа:Станем прочно стопой мы на грунт этих новых веков,И воздвигнется сень небывалых содружеств Европы,Всеобъемлющий строй единящихся материков.Но я вижу другой — день далекий, преемственно третий,Он ничем не замглен, он не знает ни войн, ни разрух;Он лазурной дугой голубеет в исходе столетья,И к нему устремлен, лишь о нем пламенеет мой дух.Прорастание сморщенных, ныне зимующих всходов,Теплый ветер, как май, всякий год – и звучней, и полней…Роза Мира! Сотворчество всех на земле сверхнародов!О, гряди! поспешай! уврачуй! расцветай! пламеней!

1952

<Сквозь тюремные стены>

Завершается труд, раскрывается вся панорама:Из невиданных руд для постройки извлек я металл,Плиты слова, как бут, обгранил для желанного храма,Из отесанных груд многотонный устой создавал.Будет

ярус другой: в нем пространство предстанет огромней;Будет сфера – с игрой золотых полукруглых полос…Камня хватит: вдали, за излучиной каменоломни,Блеском утра залит непочатый гранитный колосс.Если жизнь и покой суждены мне в клокочущем мире,Я надежной киркой глыбы камня от глыб оторву,И, невзгодам вразрез, будет радость все шире и ширеВидеть купол и крест, довершаемые наяву.Мне, слепцу и рабу, наважденья ночей расторгая,Указуя тропу к обретенью заоблачных прав,Все поняв и простив, отдала этот труд Всеблагая,Ослепительный миф — свет грядущего – предуказав.Нет, не зодчим, дворцы создающим под солнцем и ветром,Купола и венцы возводя в голубой окоём —В недрах русской тюрьмы я тружусь над таинственным метромДо рассветной каймы в тусклооком окошке моем.Дни скорбей и труда — эти грузные, косные годыРухнут вниз, как обвал, — уже вольные дали видны, —Никогда, никогда не впивал я столь дивной свободы,Никогда не вдыхал всею грудью такой глубины!В круг последних мытарств я с народом безбрежным вступаю —Миллионная нить в глубине мирового узла…Сквозь крушение царств проведи до заветного края,Ты, что можешь хранить и листок придорожный от зла!

1950—1956

Сквозь природу

* * *

Вы, реки сонныеДа шум сосны, —Душа бездоннаяМоей страны.Шурша султанами,Ковыль, пырейСпят над курганамиБогатырей;В лесной глуши горя,Не гаснет сказПро доблесть Игоря,Про чудный Спас.И сердцу дороги,Как вещий сон,Живые шорохиБылых времен:Над этой поймоюКостры древлян,Осины стройныеСырых полян,Луна над мелями,Дурман лугов,В тумане медленномВерхи стогов,Вода текучаяВсе прочь и прочь, —Звезда падучаяВ немую ночь.

1937—1950

* * *

Леший старый ли, серый волк ли —Все хоронятся в дебрь и глушь:Их беседы с людьми умолкли,Не постигнуть им новых душ,Душ, сегодня держащих власть,Чтобы завтра уйти иль пасть.Но меня приняла РоссияВ свое внутреннее жилье;Чую замыслы потайныеИ стремленье, и страсть ее,И звезду, что взошла в тишиНепрочтенной ее души.Только этой звезде покорен,Только этой звездой богат,Прорастание древних зёренИ вселенский грядущий садСлышу в шорохе хвойных ваий,В вольных хорах гусиных стай,В буйной радости непогоды,В беззаконной ее гульбе,И в лучистых очах народа,И в кромешной его судьбе,И в ребятах, кто слушать радВ век каналов про Китеж-град.И учусь я – сквозь гул машинный,Говор, ругань, бескрылый смех,Шорох бабьей возни мышиной,Спешку графиков, гам потех —Слушать то, что еще народСам в себе не осознает.И друзей – не чванливых, грубых,Но таких, кто мечтой богат,Не в правленьях ищу, не в клубахИ не в теплом уюте хат,Но в мерцании встречных глаз,В недомолвках случайных фраз.

1950

* * *

Другие твердят о сегодняшнем дне. Пусть! Пусть!У каждого тлеет – там, в глубине — Таинственнейшая грусть.Про всенародное наше Вчера, Про древность я говорю;Про вечность; про эти вот вечера, Про эту зарю;Про вызревающее в борозде, Взрыхленной плугом эпох,Семя, подобное тихой звезде, Но солнечное, как бог.Не заговорщик я, не бандит, — Я вестник другого дня.А тех, кто сегодняшнему кадит, — Достаточно без меня.