Стихотворения и поэмы
Шрифт:
Призрак бродит в стихотворениях «Четыреста», «Связь», «Память», «Вечный снег», «Тайна славян», «Семейная вечеря»: «Неполная смерть поднимает из праха истлевшие кости...» Его тень мелькает в стихах «Сидень», «Повернувшись на Запад спиной...», «Муха», «Бой в сетях», «Голоса»:
Заговорили голоса из бездны, Затрепетала полоса теней. – Не поминай убийц. Они известны. Открой нам имя родины своей.Имен у этой родины много - «Россия», «Россия-мать», «Русская земля», «Великая Русь», «Отчизна», «земля российская» и, - что удивительно, -
О своей любви к России лирический герой. Кузнецова заявляет постоянно. Вслед за Блоком, Есениным, Рубцовым поэт может спокойно повторить: «У меня всё - о России...» Но любовь для его лирического героя - не только патриотизм, но и всеобъемлющее чувство в христианском понимании: «...Истина в любви.» («Портрет учителя», «То не лето красное горит..., «На темном склоне медлю, засыпая...»), и любовь к женщине, «ненавидящая», «тяжкая» любовь: «Я вырву губы, чтоб всю жизнь смеяться Над тем, что говорил тебе: «люблю». («Закрой себя руками: ненавижу!..»), любовь, в которой «не бывает ответа...» («Европа»), да и вообще: «Любить случайно женщине дано.» («Ветер»).
Любовь и смерть в лирике Кузнецова все время ходят рядом. В славянской мифологии они не случайно сближены с понятиями «доля», «судьба», «участь». Действительно, смерть, как и любовь, не подвластна человеческой воле:
Шел ты на землю с расчетом железным. Только увидел ее – Поторопился... И стало небесным Тело земное твое.(«Памяти космонавта»)
Впрочем, «Смерть, как жена, к другому не уйдет...»
(«Здравица»), да и душа - бессмертна:
Я уже не знаю, сколько лет Жизнь моя другую вспоминает. За окном потусторонний свет Говорит о том, что смерти нет. Все живут, никто не умирает.(«То не лето красное горит...»)
«Иного мира воля» в кузнецовской лирике не противопоставляется «свободной воле человека», воле как усилию духа («добрая» воля в стихотворении «Былина о строке») и, естественно, свободе («Бывает у русского в жизни...», «Посох» и др.). Но судьбу его лирический герой понимает как «предназначенный человеку свыше жизненный путь, определяющий главные моменты жизни, включая время и обстоятельства смерти.». Доля лирического героя в этом смысле обычна: «За приход ты заплатишь судьбою, За уход ты заплатишь душой...» («Фонарь»), но: «Судьба не терпит суеты...» («Пустой орех») и не все так печально, в истории есть примеры и героического конца: «В руке Пересвета прозрело копье, Всевидящий глаз озарил острие И волю направил.» («Поединок»).
Духовный смысл земного и космического бытия выражен у поэта восходящей одновременно и к мифологии и христианству бинарной оппозицией: «Бог-дьявол»: «Вечный бой идет Бога с дьяволом.» («Былина о строке»). Кузнецов не стремится к глубокому постижению евангельских откровений и не раздвигает подобные рамки православным учением о Святой Троице. Христос для него - прежде всего Учитель («Портрет учителя»), а сатана - «дух отрицанья» («Поступок»), сеятель мирового зла, падшее творение Бога («Испытание зеркалом»):
Мне нужна твоя помощь. Поверь,Стихотворения о Боге и сатане в кузнецовских сборниках обычно стоят рядом. Подобное чуждое Православию «равноправие» (кстати, и «вечный» бой Бога с дьяволом для христианина - нонсенс) говорит о смешении в его поэзии языческих и христианских представлений.
Противопоставление ада и рая также нельзя признать каноническим. Ад для поэта - не только место вечного мучения грешников, преисподняя («Голоса»), а бездна, понимаемая и как духовная катастрофа прошлого («Стук»), и как следствие «адского плана» нынешнего времени. Тьма, бездна, борьба с ней - «идея фикс» Кузнецова, недаром он заявил: «Я памятник себе воздвиг из бездны, Как звездный дух...» («Здравица памяти»). Не только мир, но и поэт у него - бездна («Стихия»), и вообще он «...частью на тот свет подался, Поскольку этот тесен оказался.» («Здравица памяти»).
Рай у Кузнецова представлен исключительно «Градом Китежем», - городом, согласно средневековой легенде исчезнувшем в водах озера Светлояр («Солнце родины смотрит в себя...», «Не поминай про Стеньку Разина...»).
Храм в лирике поэта - «разрушен», «заброшен», дорога к нему «заросла», и молиться приходится разве что на его стены («Молитесь, родные, по белым церквам...»).
Из всего многообразия значений слова «крест» (символ христианства; символ высших сакральных ценностей; знак смерти; крест животворящий; личное испытание; распятие и т.д.) поэт использует только три: во-первых, распятие («Голубь», «Тайна Гоголя»; во-вторых, крест как символ христианства («Солнце родины смотрит в себя...»), и в третьих, - как ответственность, испытание, болы.пе похожее на долю, участь («Откровение обывателя»).
Религиозная лексика в лирике Кузнецова не опровергает мысль об эклектичности его образной символики этой тематической группы: он использует и усвоенный христианством «старый словарь, восходящий к индоевропейскому источнику: «бог», «спас», «святой», «пророк», «молитва», «жертва», «крест»... , и слова, словосочетания и синтаксические конструкции из Библии: «архангел», «древо познания», «мерзость запустения», «томление духа», «крестные муки», «блаженны нищие духом» и др.
Одним из известнейших произведений Ю. Кузнецова является поэма «Дом». Но не только в поэме - во всей его лирике этот образ-символ - один из самых главных. В народной культуре дом -«средоточие основных жизненных ценностей, счастья, достатка, единства семьи и рода (включая не только живых, но и мертвых.)». В стихотворении «Семейная вечеря» они сидят за одним столом:
Неполная смерть поднимает из праха Истлевшие кости., солдатская бляха Блестит на одном. Пришельцы глядят на пустые стаканы, Садятся за стол и сквозят, как туманы, Меж ночью и днем.Дом у поэта построен по славянской мифологической модели: «Четыре стены дома обращены к четырем сторонам света, а фундамент, сруб и крыша соответствуют трем уровням вселенной (преисподняя, земля, небо).». Только он у него «разрушенный», «заброшенный», «старый», «рассохшийся», а ко всему прочему еще и недостроенный: «Где он? Дом я достроил до крыши, Вместо пола и стен - решето...» («Муравей»). Иногда дом в сознании лирического героя превращается в тень, в некий фантом: «Я видел: ворон в небесах Летел с холмом земли в когтях. Не дом ли мой блеснул на нем, Скрываясь в небе голубом?» («Холм»). А порой он совсем исчезает: «Назад старший брат отпрянул, Смотрит - а дома нет.» («Баллада о старшем брате»). В «Балладе об ушедшем» поэт раскрывает причину катастрофы, заставляющую вспомнить библейскую притчу о блудном сыне: