Как я любил от городского шума Укрыться в сад, и шелесту берез Внимать, в запущенной аллее сидя… Да жалкую шарманки отдаленной Мелодию ловить. Ее дрожащий Сродни закату голос: о цветах Он говорит увядших и обманах. Пронзая воздух парный, пролетит С минутным шумом по ветвям ворона, Да где-то там далеко прокричит Петух, на запад солнце провожая, И снова смолкнет все,— душа полна Какой-то безотчетной грустной думы, Кого-то ждешь, в какой-то край летишь, Мечте безвестный, горячо так любишь Кого-то… чьих-то ждешь задумчивых речей И нежной ласки, и в вечерних тенях Чего-то сердцем ищешь… И с тем сном Расстаться и не может, и не хочет Душа… Сидишь забытый и один, И над тобой поникнет ночь ветвями… О
майская, томительная ночь, Ты севера дитя, его поэтов Любимый сон… Кто может спать, скажи, Кого постель горячая не душит, Когда, как грезу нежную, опустишь Ты на сады и волны золотые Прозрачную завесу, и за ней, Прерывисто дыша, умолкнет город — И тоже спать не может и, влюбленный, С мольбой тебе, задумчивой, глядит В глаза своими тысячами окон…
Темную выбери ночь и в поле, безлюдном и голом, В мрак окунись… пусть ветер, провеяв, утихнет, Пусть в небе холодном тусклые звезды, мигая, задремлют… Сердцу скажи, чтоб ударов оно не считало… Шаг задержи и прислушайся! Ты не один… Точно крылья Птицы, намокшие тяжко, плывут средь тумана. Слушай… это летит хищная, властная птица, Время ту птицу зовут, и на крыльях у ней твоя сила, Радости сон мимолетный, надежд золотые лохмотья…
1
Ночное (ит.).
20 февраля 1890
(Музыка отдаленной шарманки)
Посвящено Е. М. Мухиной
Падает снег, Мутный, и белый, и долгий, Падает снег, Заметая дороги, Засыпая могилы, Падает снег… Белые влажные звезды! Я так люблю вас, Тихие гостьи оврагов! Холод и нега забвенья Сердцу так сладки… О белые звезды… Зачем же, Ветер, зачем ты свеваешь, Жгучий мучительный ветер, С думы и черной и тяжкой, Точно могильная насыпь, Белые блестки мечты?.. В поле зачем их уносишь? Если б заснуть, Но не навеки, Если б заснуть Так, чтобы после проснуться, Только под небом лазурным… Новым, счастливым, любимым…
26 ноября 1900
«Для чего, когда сны изменили…»
Для чего, когда сны изменили, Так полны обольщений слова? Для чего на забытой могиле Зеленей и шумнее трава? Для чего эти лунные выси, Если сад мой и темен, и нем?.. Завитки ее кос развилися, Я дыханье их слышу… зачем?
1902
КЭК-УОК НА ЦИМБАЛАХ
Молоточков лапки цепки, Да гвоздочков шапки крепки, Что не раз их, Пустоплясых, Там позастревало. Молоточки топотали, Мимо точки попадали, Что ни мах, На струнах Как и не бывало. Пали звоны топотом, топотом, Стали звоны ропотом, ропотом, То сзываясь, То срываясь, То дробя кристалл. В струнах, полных холода, холода, Пели волны молодо, молодо, И буруном Гул по струнам Следом пролетал. С звуками кэк-уока, Ожидая мокка, Во мгновенье ока Что мы не съедим… И Махмет-Мамаям, Ни зимой, ни маем Нами не внимаем, Он необходим. Молоточков цепки лапки, Да гвоздочков крепки шапки, Что не раз их, Пустоплясых, Там позастревало. Молоточки налетают, Мало в точки попадают, Мах да мах, Жизни… ах, Как и не бывало.
<Осень 1904>
НА СЕВЕРНОМ БЕРЕГУ
Бледнеет даль. Уж вот он — день разлуки, Я звал его, а сердцу все грустней… Что видел здесь я, кроме зла и муки? Но все простил я тихости теней. Все небесам в холодном их разливе, Лазури их
прозрачной, как недуг, И той меж ив седой и чахлой иве — Товарищам непоправимых мук. И грустно мне, не потому, что беден Наш пыльный сад, что выжжены листы, Что вечер здесь так утомленно бледен, Так мертвы безуханные цветы. А потому, что море плещет с шумом, И синевой бездонны небеса, Что будет там моим закатным думам Невмоготу их властная краса…
<1904>
ЧЕРНОЕ МОРЕ
Простимся, море… В путь пора. И ты не то уж: все короче Твои жемчужные утра, Длинней тоскующие ночи, Все дольше тает твой туман, Где все белей и выше гребни, Но далей красочный обман Не будет, он уж был волшебней. И тщетно вихри по тебе Роятся с яростью звериной, Все безучастней к их борьбе Твои тяжелые глубины. Тоска ли там или любовь, Но бурям чуждые безмолвны, И к нам из емких берегов Уйти твои не властны волны. Суровым отблеском ножа Сверкнешь ли, пеной обдавая,- Нет! Ты не символ мятежа, Ты — Смерти чаша пировая.
<1904>
СОЛНЕЧНЫЙ СОНЕТ
Под стоны тяжкие метели Я думал — ночи нет конца: Таких порывов не терпели Наш дуб и тополь месяца. Но солнце брызнуло с постели Снопом огня и багреца, И вмиг у моря просветлели Морщины древнего лица… И пусть, как ночью, ветер рыщет, И так же рвет, и так же свищет,- Уж он не в гневе божество. Кошмары ночи так далеки, Что пыльный хищник на припеке — Шалун — и больше ничего.
<1904?>
БРАТСКИЕ МОГИЛЫ
Волны тяжки и свинцовы, Кажет темным белый камень, И кует земле оковы Позабытый небом пламень. Облака повисли с высей, Помутнелы — ослабелы, Точно кисти в кипарисе Над могилой сизо-белы. Воздух мягкий, но без силы, Ели, мшистые каменья… Это — братские могилы, И полней уж нет забвенья.
Севастополь
<1904>
ОПЯТЬ В ДОРОГЕ
Луну сегодня выси Упрятали в туман… Поди-ка, подивися, Как щит ее медян. И поневоле сердцу Так жутко моему… Эх, распахнуть бы дверцу Да в лунную тюрьму! К тюрьме той посплывались Не тучи — острова, И все оторочались В златые кружева. Лишь дымы без отрады И устали бегут: Они проезжим рады, Отсталых стерегут, Где тени стали ложны По вымершим лесам… Была ль то ночь тревожна Иль я — не знаю сам… Раздышки все короче, Ухабы тяжелы… А в дыме зимней ночи Слилися все углы… По ведьминой рубахе Тоскливо бродит тень, И нарастают страхи, Как тучи в жаркий день. Кибитка все кривее… Что ж это там растет? «Эй, дядя, поживее!» «Да человек идет… Без шапки, без лаптишек, Лицо-то в кулачок, А будто из парнишек…» «Что это — дурачок?» «Так точно, он — дурашный… Куда ведь забрался, Такой у нас бесстрашный Он, барин, задался. Здоров ходить. Морозы, А нипочем ему…» И стыдно стало грезы Тут сердцу моему. Так стыдно стало страху От скраденной луны, Что ведьмину рубаху Убрали с пелены… Куда ушла усталость, И робость, и тоска… Была ли это жалость К судьбишке дурака,- Как знать?.. Луна высоко Взошла — так хороша, Была не одинока Теперь моя душа…
