Стихотворения, подобных которым нет
Шрифт:
Наказ
*** (Пушкин. А. С.)
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа,
Вознёсся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.1
Нет, весь я не умру –
Мой прах переживёт и тленья убежит –
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.
Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой,
И назовёт меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий
Тунгус, и друг степей калмык.
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал…
1 Александрийский столп – колонна на Дворцовой площади в Петербурге,
поставленная в память о победе Императора Александра I над Наполеоном.
Одной ногой гигант-Юпитер попирая,
а для другой избрав опорою Сатурн,
он тело грозное ко Солнцу простирает
через глухую пустоту.
Затмил главой источник сей тепла и света,
увенчан солнечной короны пеленой;
в деснице скипетром хвостатая комета,
державой царской – шар земной.
То духа Пушкина явление народам;
представ пред океаном изумлённых глаз,
двуногим тварям человеческой породы
он обращает сей Наказ:
– Мы, Александр Единственный, король пиитов,
всея поэзии великий властелин,
рифм, падежей и ударений повелитель,
владыка муз, хранитель лир,
велим отныне всякому народу в мире,
как гордый внук славян, прилежно протоптать
народную тропу к заветной Нашей лире
и не давать ей зарастать.
А ту тропу засим наказываем строго
исправно ширить да усерднее топтать
и обращать её в народную дорогу
через печать, через уста.
А как смекнёт какой Невтон в подлунном мире
как в каждый дом звук лиры Нашей простирать,
то в теле, радио да интернет-эфирах
смыкать дороги в общий тракт.
Велим, чтоб даже в захудалой деревушке,
звук сказок Наших от младых ногтей впитав,
впервые вместо слова "мама" Слово "Пушкин"
младенец в люльке лепетал.
И чтоб, почин ученья речью знаменуя,
наставник отрокам не забывал при сём,
на Наш портрет благоговейно указуя,
Чтоб, первой встречи помня чудное мгновенье,
младой любовник, пылкой страстию дыша,
строкою пушкинской высокой, вдохновенной
посланье к милой украшал.
Чтоб, Пушкинскую улицу пройдя неспешно,
на площадь Пушкина центральную ступив,
в трактир "У Пушкина" зайти мог праздный грешник
стаканчик "Пушкинской" испить.
Чтоб эхом бронзовым повторен многократно
Наш славный образ гордо по Земле ступал,
и тени бронзовых колоссов в час закатный
ложились к бронзовым стопам.
Чтоб лик Луны сменился ликом рукотворным,
и Наш сребристый взор, пронзая хладный мрак,
вовек был обращён на славные просторы –
на Землю, Нашей лиры храм!
Ослушники сего пусть наперёд забудут,
что чувства добрые будили лирой Мы –
на племя неслухов обрушен вскоре будет
Наш гнев из леденящей тьмы!
К примеру, коль дерзнёт японец узкоглазый
без исполнения оставить Наш Наказ,
то скоро и сурово будет он наказан,
и усмирит строптивость враз.
Мы дщерь-Луну ко матери-Земле придвинем
и на стезю исконную отпустим вновь,
и воды океанской дремлющей пучины
восстанут грозною волной.
Расшиблены стихией, острова утонут,
содом и смерть приняв, и если в лютый час
в живых останется хотя б один японец,
он вспомнит про святой Наказ!
Дремуч тунгус, как и тайга вокруг дремуча;
коль серость дикая тунгуса отрешит
от Нашей лиры, то от кары неминучей
он не укроется в глуши.
Тогда великий камень, кров небес разверзнув,
в тунгусский край падёт, и всё живое здесь
вмиг изничтожит, огнь и ураган низвергнув,
на много миль тайги окрест.
И если в стороне таёжной в час злотворный
в живых останется хотя б один тунгус,
желая жить и доле, станет он покорно
нести свет Пушкина в тайгу.
Европу ветхую презрев, на берег новый
ступил твой пращур, обуян златой мечтой.
Американец, отпрыск странников суровых,
страшись презреть Наказ святой!
Тлетворный противленья дух над Новым Светом
одним глотком вобрав, исторгнем в пустоту,
и ветры буйные, слетясь со всей планеты,
источник тления сметут.
Здесь не останется ни бугорка, ни ямки!
Но если в час прещенья правосудный рок
в живых оставит одного хотя б из янки,
урок счастливцу будет впрок.
Равно как оные, народы остальные,
неотвратимого возмездия страшась,
веленью Нашему да внимут, и отныне
его исполнить пусть спешат!
Внушив сие безгласно, дух во тьме растаял…