Стихотворения том 2
Шрифт:
Ничего не знаю я, ничего не ведаю,
Вторники естественно крашу перед средами,
Среды ретуширую перед четвергами –
В жизни так положено, верь мне, дорогая!
На слова обычные день субботний нижется,
В берестяных грамотах осень пишет ижицы,
По листве шагаешь ты, выступая павой...
До чего мне нравится вязь полуустава!
Ничего не ведаю, зла совсем не помню я,
В белой обнажённости не ищу нескромное,
Пятницы
Жаль, что нет продления жизни по канонам...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Со слезами на глазах
Органист играет Баха,
А земля на трёх китах,
А киты на черепахе.
Хорошо устроен мир,
Если в нём сердечно тонешь,
Веришь в сказку от Платона
И целуешь Суламифь.
У Колумба сто путей,
Цезарю похвастать нечем
И страдает Прометей,
Птице скармливая печень…
Вот такая ерунда
В генной памяти гнездится,
Прорываясь иногда
В книгу Жизни на страницы.
Пушкин исписал перо,
Моцарт обыграл Сальери,
Многоженство не порок
И Москва слезам не верит.
Собственно, я всё сказал,
Жизнь сосу как карамельку,
В рот ко мне глядит коза –
Малолетка-егоза:
Ну и жадина ты, Белкин!
Ошибаешься!
Не жаль!
Хочешь, подарю тебе я
Светлую любовь-медаль
С искоркой от Прометея?
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Романтическое.
Между нами пули не жужжали,
не скакали конники вослед,
и клинки витой дамасской стали
нам не перекрещивали свет.
До чего же глупо и нелепо,
как сказал бы капитан Тревиль,
сдать врагу построенную крепость
с гарнизоном мыслей о любви!
А потом забыть о ретираде,
шелестеть словами, пить вино
и твердить княжне Волконской Наде
о победе под Бородино;
ничего не стоящей картечью
расстрелять межвековой туман
и пропасть в нём, души не калеча,
словно одинокий д,Артаньян...
Свидетельство о публикации №111080200037
Хранилище 47. Любовно-шуточные
Игорь Белкин
Ворочаешься ты.
Скрипят пружины.
Сменить бы нужно старенький матрас,
не то соседи снизу шваброй длинной
начнут нам в потолок стучать сейчас.
Матрас – наследство от прабабки Фёклы,
столетний, безусловно, раритет,
в жару прохладен, от любви не мокнет,
не сыплет поролоном на паркет.
А ты ворчишь на неудобство позы,
в
и нежеланьем страсть мою морозишь,
нет, чтоб шепнуть лукаво: дорогой!
И, кошечкой игриво изгибаясь,
поцеловать меня хотя бы в нос,
и по щеке погладить: баю-баю,
опять не брился на ночь, весь оброс!
И я б метнулся в ванную побриться,
в подмышки вбрызнув «Шипр»-одеколон,
и мы бы над матрасом словно птицы
взлетели – и прабабке наш поклон!
И от дурмана плясок половецких
стучать соседи перестанут нам
и тоже страсть озвучат не по-детски,
деля любовь как мы – напополам...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
А вот она, столешница дубовая,
на ней опять разделываю Слово я,
филейное – в запас, с костями проще –
на холодец и на святые мощи!
А вот и ножик шведский, сам он точится,
а вот любовь в постели, полуночница,
не спится ей без ласки колыбельной
в субботу, воскресенье, понедельник.
И далее – от вторника до пятницы...
Она – царица, и она – привратница,
а я условен при своей короне,
но всё же не прислуга, а персона!
В глазах её величественно бешенство,
сейчас она ударит по столешнице
рукой нетерпеливой: эй, мужчина,
не хватит ли бесплодной писанины?
На циферблате стрелки остановятся,
не впишется в бумагу пустословица,
что проку в ней, когда любовь в постели
важнее, чем потуги менестреля?
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Клянусь рогами и копытами,
и всеми фибрами клянусь:
я Вас, любимая, подпитывал
весельем, изгоняя грусть!
Результативно и внепланово
при солнце и в любую хмарь
слова изобретал я заново
без оговорок на словарь.
Под равнодушным взглядом месяца,
под писк несносных комаров
я плёл смешную околесицу –
чем дальше в лес, тем больше дров!
Вы улыбались снисходительно,
питаясь крохами тепла,
но слов моих поток живительный
напрасно выгорел дотла.
У Вас в глазах грустинка синяя,
Вам бесприютно и темно,
и небо молнии расклинили:
поверьте, это не смешно...
«»»»»»»»»»»»»»»»»»
Я на лодке-плоскодонке через Волгу погребу
целовать свою девчонку, баловать свою судьбу;
я ей верю и не верю, знаю, ветрена она!..
Левый берег, правый берег, равнодушная волна...
Теплоходы белоснежны, чайки падают в пике,