Стихотворения (Золотая серия поэзии)

Окуджава Булат Шалвович

Когда мне невмочь пересилить беду, когда подступает отчаянье, я в синий троллейбус сажусь на ходу, в последний, случайный. Полночный троллейбус, по улице мчи, верши по бульварам круженье, чтоб всех подобрать, потерпевших в ночи крушенье, крушенье. Полночный троллейбус, мне дверь отвори! Я знаю, как в зябкую полночь твои пассажиры — матросы твои — приходят на помощь. Я с ними не раз уходил от беды, я к ним прикасался плечами… Как много, представьте себе, доброты в молчанье, в

молчанье. Полночный троллейбус плывет по Москве, Москва, как река, затухает, и боль, что скворчонком стучала в виске, стихает, стихает.

1957

Веселый барабанщик

Встань пораньше, встань пораньше, встань пораньше, когда дворники маячат у ворот. Ты увидишь, ты увидишь, как веселый барабанщик в руки палочки кленовые берет. Будет полдень, суматохою пропахший, звон трамваев и людской водоворот, но прислушайся — услышишь, как веселый барабанщик с барабаном вдоль по улице идет. Будет вечер — заговорщик и обманщик, темнота на мостовые упадет, но вглядись — и ты увидишь, как веселый барабанщик с барабаном вдоль по улице идет. Грохот палочек… то ближе он, то дальше, сквозь сумятицу, и полночь, и туман… Неужели ты не слышишь, как веселый барабанщик вдоль по улице проносит барабан?!

Песенка о Леньке Королеве

Б. Федорову

Во дворе, где каждый вечер всё играла радиола, где пары танцевали, пыля, ребята уважали очень Леньку Королева и присвоили ему званье короля. Был Король, как король, всемогущ. И если другу станет худо и вообще не повезет, он протянет ему свою царственную руку, свою верную руку, — и спасет. Но однажды, когда «мессершмитты», как вороны, разорвали на рассвете тишину, наш Король, как король, он кепчонку, как корону, набекрень, и пошел на войну. Вновь играет радиола, снова солнце в зените, да некому оплакать его жизнь, потому что тот Король был один (уж извините), королевой не успел обзавестись. Но куда бы я ни шел, пусть какая ни забота (по делам или так, погулять), всё мне чудится, что вот за ближайшим поворотом Короля повстречаю опять. Потому что на войне, хоть и правда стреляют, не для Леньки сырая земля. Потому что (виноват), но я Москвы не представляю без такого, как он, короля.

«Не бродяги, не пропойцы…»

Не бродяги, не пропойцы, за столом семи морей вы пропойте, вы пропойте славу женщине моей! Вы в глаза ее взгляните, как в спасение свое, вы сравните, вы сравните с близким берегом ее. Мы земных земней. И вовсе к черту сказки о богах! Просто мы на крыльях носим то, что носят на руках. Просто нужно очень верить этим синим маякам, и тогда нежданный берег из тумана выйдет к вам.

Песенка об арбатских ребятах

О чем ты успел передумать, отец расстрелянный мой, когда я шагнул с гитарой, растерянный, но живой? Как будто шагнул я со сцены в полночный московский уют, где старым арбатским ребятам бесплатно судьбу раздают. По-моему, всё распрекрасно, и нет для печали причин, и грустные те комиссары идут по Москве, как один, и нету, и нету погибших средь старых арбатских ребят, лишь те, кому нужно, уснули, но те, кому нужно, не спят. Пусть

память — нелегкая служба, но все повидала Москва, И старым арбатским ребятам смешны утешений слова.

Новое утро

Не клонись-ка ты, головушка, от невзгод и от обид. Мама, белая голубушка, утро новое горит. Всё оно смывает начисто, всё разглаживает вновь… Отступает одиночество, возвращается любовь. И сладки, как в полдень пасеки, как из детства голоса, твои руки, твои песенки, твои вечные глаза.

Песенка о солдатских сапогах

Вы слышите: грохочут сапоги, и птицы ошалелые летят, и женщины глядят из-под руки, вы поняли, куда они глядят? Вы слышите, грохочет барабан? Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней. Уходит взвод в туман-туман-туман… а прошлое ясней-ясней-ясней. А где же наше мужество, солдат, когда мы возвращаемся назад? Его, наверно, женщины крадут и, как птенца, за пазуху кладут. А где же наши женщины, дружок, когда ступаем мы на свой порог? Они встречают нас и вводят в дом, но в нашем доме пахнет воровством. А мы рукой на прошлое — вранье! А мы с надеждой в будущее: свет! А по полям жиреет воронье, а по пятам война грохочет вслед. И снова переулком — сапоги, и птицы ошалелые летят, и женщины глядят из-под руки… В затылки наши круглые глядят.

«А как первая любовь — она сердце жжет…»

А как первая любовь — она сердце жжет, А вторая любовь — она к первой льнет. А как третья любовь — ключ дрожит в замке, ключ дрожит в замке, чемодан в руке. А как первая война — да ничья вина, А вторая война — чья-нибудь вина, А как третья война — лишь моя вина, а моя вина — она всем видна. А как первый обман — на заре туман, А второй обман — закачался пьян. А как третий обман — он ночи черней, он ночи черней, он войны страшней.

Песенка о моей душе

Что такое душа? Человечек задумчивый, всем наукам печальным и горьким обученный (видно, что-то не так в его долгой судьбе). Но — он сам по себе, а я — сам по себе. Он томится, он хочет со мной поделиться, очень важное слово готово пролиться — как пушинка, дрожит на печальной губе… Но — он сам по себе, а я сам по себе. Я своей доброты никогда не разбрасываю, я его никогда ни о чем не расспрашиваю. Каждый волен играть, что горазд, на трубе… Каждый сам по себе: я — себе, он — себе.

Песенка о моряках

Над синей улицей портовой всю ночь сияют маяки. Откинув ленточки фартово, всю ночь гуляют моряки. Кричат над городом сирены, и птицы крыльями шуршат. И припортовые царевны к ребятам временным спешат. Ведь завтра, может быть, проститься придут ребята, да не те. Ах, море — синяя водица, ах, голубая канитель. Его затихнуть — не умолишь, взметнутся щепками суда. Земля надежнее, чем море, так почему же вы туда? Волна соленая задушит, ее попробуй упросить… Ах, если б вам служить на суше да только б ленточки носить!..