Стихотворения. Избранная проза
Шрифт:
А в это время в сотнях верстах от Петербурга, в тысячах от Сибири, в пределах нынешней Латвии, жизнь творила одну из своих причудливых сказок, имевшую тесную связь с движением декабристов.
В первой четверти 19-го века в Риге занимал высокое служебное положение некто Владимир Нертовский. Там же родились и воспитывались его дети – дочь и два сына. В год восстания декабристов молодые Нертовские были уже в офицерских чинах. Старший, Николай, исполнял должность полкового адъютанта и жил в крепости Двинск,
Евгений Нертовский отличался своим бесшабашным характером, удалью и крайней вспыльчивостью. Истый «рубаха-парень», он не задумываясь, шел на любое предприятие, как бы опасно оно ни было.
Вечером 31 декабря 1825 года неожиданно из Риги в Двинск приехала дочь старика Нертовского Анна и, упав в изнеможении на руки брата Николая, в полной парадной форме собиравшегося с визитом к коменданту полка, сказала:
– Женю арестовали!
Николаю Петровскому вскоре удалось выяснить причину ареста младшего брата. В бумагах одного из руководителей восстания следственная комиссия нашла письмо Евгения Вл. Нертовского, в котором он писал, что охотно примет участие в восстании.
Свою вину подпоручик Нертовский значительно увеличил тем, что при аресте его дежурным при рижском коменданте, майором К., ударил майора по лицу. Когда же К. приказал солдатам схватить Евгения, вышедший из себя подпоручик обнажил саблю и тяжело ранил несколько человек, в том числе и майора К. Его с трудом обезоружили и отправили в одиночную камеру рижской цитадели.
Судьба Нертовского казалась предопределенной. Причастность к восстанию грозила Сибирью, вооруженное сопротивление – виселицей на Голодае. На посланный комендантом рапорт следственная комиссия ответила приказом немедленно и во что бы то ни стало доставить подпоручика Нертовского для должного наказания.
3 января к вечеру подпоручик Нертовский был доставлен из Риги в Двинск, где должен был переночевать и следовать по этапу дальше, а утром 4 января он неожиданно заболел сильнейшей горячкой. Военный доктор Б., исследовав больного, заявил, что отправленный в таком состоянии в Петербург, подпоручик неизбежно умрет в пути.
Комендант крепости запросил следственную комиссию. Из Петербурга ответили: оставить государственного преступника Нертовского в крепости до выздоровления. Через несколько дней из Петербурга прибыл командированный правительством полковник для наблюдения за точным исполнением всех приказаний относительно Нертовского.
В это же время в лазарете Двинской крепости лежал тяжело больной офицер Иван Карлович Браун. Направляясь к своей части на Кавказ, Браун по пути из Риги, переправляясь через реку, провалился сквозь лед, заболел острым воспалением почек, что осложнилось вскоре быстрым развитием сахарной болезни. Браун доживал свои последние дни.
Как-то при посещении лежавшего без сознания брата (разрешение видеться с тяжело больным подпоручиком у полковника вымолила Анна Нертовская), Николай Нертовский случайно зашел в комнату умиравшего Брауна. Последний был до того похож на Евгения Нертовского, что в первые минуты адьютант Двинской крепости не мог
Придя в себя, адьютант прерывающимся голосом спросил доктора Б.:
– Есть ли надежда на выздоровление Брауна?
– Никакой, – ответил доктор. – Браун умрет через несколько дней.
Это перст Божий! – прошептал Николай Нертовский, до боли крепко сжимая руку доктора.
В голове адъютанта не мог не возникнуть план спасения брата путем замены его Брауном. Умный доктор сразу же прочел эту мысль на расстроенном лице Николая Владимировича. Связанный с Нертовскими многолетней дружбой, зная Евгения с пеленок, старик решил рискнуть своей головой, но спасти молодого офицера.
Заручившись ценным содействием доброго доктора, Николай Владимирович принялся за детальную разработку плана спасения брата. Совершить столь рискованную операцию обмена Евгения Нертовского на безнадежно больного Брауна без подкупа госпитальных служителей не представлялось возможным. А денег не было. Семья Нертовских не обладала средствами.
В поисках выхода Николай Владимирович обратился за помощью к известному всему гарнизону еврею Вайнтраубу, жившему в предместиях Двинска. Вайнтрауб, по профессии медник и золотых дел мастер, часто ссужал офицеров небольшими суммами взаймы.
Поздно ночью Нертовский приехал к меднику. Узнав, в чем дело (предварительно Нертовский попросил дать торжественную клятву в молчании, что старик и исполнил, принеся присягу в молитвенном одеянии), Вайтрауб, выслав из комнаты 13-летнюю дочь Лию – героиню будущего романа, – согласился достать непомерно высокую для него сумму в 4000 рублей в Риге, куда и отправился на следующий день.
План спасения подпоручика удавался блестяще. Лазаретный фельдшер и два солдата-служителя согласились помочь в опасном предприятии, получив очень высокую по тем временам сумму. Было решено произвести обмен больных во время купания Евгения Нертовского в ванне.
Уже назначали день и час обмена, когда неожиданно на пути к успешному завершению дела встало новое препятствие.
Денщик подпоручика Нертовского обратил внимание адъютанта и доктора Б. на маленькую золотую серьгу в ухе Брауна. Такие серьги носили в те времена все шкипера, а Браун с детства готовился в моряки, почему его отец, сам моряк, предусмотрительно вдел сыну в ухо серьгу при поступлении мальчика в мореходные классы. В первый же день прибытия Брауна в лазарет комендант крепости обратил особое внимание на это странное украшение и долго расспрашивал Брауна о значении серьги.
Серьга была наглухо запаяна. Никто из лазаретных служителей не брался вынуть ее из уха Брауна и вставить в ухо Нертовского. Несчастный брат молодого декабриста опять обратился к Вайнтраубу, как опытному золотых дел мастеру.
Он долго не соглашался, но в конце концов удалось упросить Вайнтрауба. Помогла ему в
этом и Лия, которую вся эта таинственная история очень занимала.
Настала намеченная для «операции» суббота. Вечером доктор Б. дал Брауну, вот-вот готовому отойти в иной мир, слабое наркотическое средство, от которого тот впал в бессознательное состояние. Фельдшер провел Вайнтрауба незаметно в комнату Брауна. Опытный старик быстро подпилил штифтик серьги и вынул колечко из уха.