Стихотворения. Пьесы

Райнис Ян

ГРЕЗЫ ЗЕМЛИ

Разве вещий вестник к нам явился?

Разве близок века звон весенний?

«Мать Земля потрясена виденьем…»

Перевод Г. Горского

Мать Земля потрясена виденьем, Странный сон ей в забытьи приснился; Задрожав от радости и жути, Хочет сбросить цепи сна, очнуться; Рот немой напрасно ловит слово. Долго в недрах корневищ таилась Юность жизни, вырвалась вдруг к свету, Лик земли ветвями покрывая, Излучая свет зеленый листьев, Сладкий аромат надежд дарила, Подымалась с утренней зарею, Вешним чудом зацвела над миром. Скоро еще ярче свет заблещет, Утро станет жарким полднем солнца. Почка розой золотистой станет: Ликованье света беспредельно. Все живое ощущеньем счастья Обнимает аромат пьянящий. Новое предсказанное солнце Вышло, как цветок,

из недр глубоких. Скоро еще жарче запылает Пламя дня лучами золотыми, Пламенем златой цветок алеет. Каплет пот багровый с лепесточков, Листья корчатся, горят и гибнут, Мирный свет и черный мрак приходит, Ужас вскрикивает над планетой В судорогах и в поту холодном. Мать Земля от радости и жути Задрожала в забытьи глубоком, Хочет сбросить цепи сна, очнуться, Рот немой напрасно ловит слово. — Кто покой мой дерзко нарушает? Ночью — сном кошмарным, днем — томленьем? Небывало сладким чувством мая? Разве вещий вестник появился? Разве близок века звон весенний? Что поется мне в извечных песнях, Что предсказано в седых сказаньях? Возрожденье и другое солнце? — Что так сразу все кошмары взвились, Словно ночь, к рассвету прилипая? Задрожав от радости и жути Мать Земля в раздумье погрузилась. Разве, Мать Земля, ты не познала: Цвет с плодом не встретятся на ветви, Должен цвет опасть, чтоб плод налился, Вещий сон твой весь еще не сбылся, Сон, воспетый в допотопных песнях Годы ждать пока еще ты можешь Возрожденья и другого солнца, — Для тебя наш год короче часа А столетье наше дня короче. Только нам ждать некогда, мы жаждем Возрожденья и другого солнца.

ДЕНЬ ТРУДОВОЙ

Праздник кончен. В будний день

Для работы пояс силы

На себя скорей надень.

«Время — прочь в закат!..»

Перевод Г. Горского

Время — прочь в закат! Солнце старое — в могилу! Сколько ты в крови бродило! По утрам пары кипят: Новое, родись, светило!

Восход

Перевод Ю. Неймана

Нет, я не верю древнему сказанью, Что счастье к нам вовеки не придет. Нет, нет, неправда!.. Близится восход. Мы окна открываем в ожиданье… И день — хоть кровью брызнет, может быть, — Он все же — день… Нет, мы не смеем ныть!

Новое зданье

Перевод Ю. Неймана

При каждом новом громовом ударе Мы убеждались: труд наш — нерушим. То зданье, что построил пролетарии, Не дрогнуло под шквалом грозовым. Горят деревья. Вся земля разрыта. Вкруг здания клубится сизый дым… И жертвы, жертвы… Сколько здесь убито!.. Но зданье — как незыблемый гранит. Его младое племя отстоит.

Колючка

Перевод Г. Горского

Горы и долы, И грохот стремнины. Рек раздолье, Песок зыбучий, — Все, все препоны Враги воздвигли, Чтоб нашу поступь Остановить. Через преграды Идем вперед, Так же как ветры, Что над горами Свободно мчатся. И ты, колючка, Сдержать нас дерзаешь?! И, зацепившись За край штанины, Ты вспять нас тащишь!

Сталь

Перевод Ю. Неймана

Сталь боевая, Вскрикнув, сломалась, Гневаясь, мечет Синие искры: Жизнь моя — битва, Смерть моя — пламя, Вспышками молний Душа моя Полчища вражьи Испепелит. Мы — это сталь!

Каменный дом

Перевод Г. Горского

Наш дом на граните стоит, И вечен гранит. Отлит фундамент из стали, — Твердо мы на ноги встали.

Опять ночь

Перевод В. Брюсова

Кругом лежала ночь. Дремали все недвижно, одиноко, Объяты страхом; тягостный, глубокий Сон охраняла ночь. И если где звенел Вдруг голос, он звучал так бесприютно… Лишь тени белые вздыхали смутно: «О ночь! Где ж твой предел?» Вновь, как когда-то, ночь… Кровавый дождь, и буря в бездне черной… Но молотами бьют бойцы упорно И не отпустят прочь. «Нам новый голос прозвенел, — Поет их молот, — день сиял, хоть краток Не дрогнем мы, наш шаг не будет шаток. Мы видим тьмы предел».

Берега Даугавы

Перевод

Г. Горского

Берега омой, ты, Даугава, Ты должна омыть их, реченька; Вековечная волна твоя Не очистила от пятен их; Как бы в бурю ты ни пенилась, Не заблещет пена белая: В самый светлый полдень солнечный Бьется в ней заката полымя. Так омой скорей их, Даугава, Смой следы жестокой памяти, Пору рабства, время мерзости, Муки, детям причиненные На обоих берегах твоих. Если мало твоих синих волн, — Собери все слезы детские. Берега скорей омой свои, Пусть свободно волны плещутся Вместе с думами свободными.

Сердце женщины

Перевод Г. Горского

Живет ли мать В забытьи невинном, Когда топор Занесен над сыном? Невеста будет Сиять в улыбке, Когда любимый Идет на пытки? И не бледна ли, Как мел, сестра, ты, Когда навеки Уводят брата? Кто сердцем женщины В битву поднят, — Пусть хил и слаб, Он свершит свой подвиг. Восторгом женской души Согрета Вся сила правды, Вся мудрость света. Пускай казнят нас, Пусть в бездну камнем, Из сердца женщины Живыми встанем.

Детские уста

Перевод Вл. Невского

Устами детскими Грядущее поет, Угрозу старому Та песнь с собой несет. Наивным лепетом И пухом на щеках Всему отжившему Она внушает страх. Путь старый кончится, Начнется новый путь, Свершатся детские Мечты когда-нибудь. Пусть невелик певец И песня чуть слышна, — Но завтра прозвучит На улицах она. Устами детскими Грядущее поет. Из искры пламя Ветер разовьет!

Руки

Перевод С. Шервинского

Рука моя груба, И нечувствительны кончики пальцев. Взор мой неласков, Не гладко лицо, черты не прекрасны. Цветисто я говорить по умею. Не изощрен я в таком, в изящном — Не было в том нужды! Мало имел я дела с искусством… Врагам, однако, Прямо смотрел я в глаза, — Видел в их лицах последнюю низость, Глубочайший позор человека, Непостижимую злобу зверя, Жестокость веков первобытных — Давно позабытую, — хитрость и жажду крови, Подлость, что волку и то омерзительна, И ко всему высокому зависть. Я не видел в них человечности, Способной жалеть и сочувствовать, Не видал лица человеческого, Где не прочел бы в складках глубоких морщин: «Я — зверь!» Вот когда огрубела рука моя, Стали нечуткими кончики пальцев… Зверя ли гладить рукой в шелковистой перчатке? Как ласкать его нежными взорами, Если терзает он жертвы свои И сородичей Трупы сжирает? Мне надо еще всмотреться в людей, Я должен людей уважать, Чтоб полюбить их снова. А ныне лишь братьев своих люблю, Что в отчаянье рвутся на волю И в яростной жажде освобожденья Из когтей своих злобных тиранов Обагренные кровью встают Для решительной битвы. Кто может быть ласков, Кто может петь прекрасные песни, Следуя мимо и роз аромат разливая, Когда на глазах его зверь Жертву когтит? Кто тут не бросится в первом порыве на помощь! И пусть оборвется песня, осыплются розы! — Кто, человеческим чувством вконец обездоленный? Есть такие?.. Так это вы! В стороне стоите испуганно Насмешка в вашем вопросе: «Кто прав? Кто ссору затеял?» Да где же тут ссора? Не ссора терзать беззащитного! Время ли тут разбирать, кто прав! Мне надо еще всмотреться в людей… Но зверь останется зверем, Лишь когти еще заострятся. Человек человеком не станет, И проповедь мягких сердец не впрок, Пока существуют рабы, под бременем гнущие спину, И те, кто бременем спину им гнет; Пока существует власть, Которой опора — богатство. Нежность одну лишь знаю: братьев жалеть, На ноги ставить упавших, скорбь успокаивать, Утешать утомленных сердца, Исцелять, утолять красотою И в мечте открывать им грядущего блеск. Когда же настанет то время! Люди сами его приведут. Низость тогда отойдет от людей, В жертву не будут вонзаться острые когти, Пальцы чутки станут и ласковы, Нежно-сочувственны будут глаза, Лица — прекрасны и чисты, Душевно-вкрадчива речь. Буду я петь вам тогда свои нежные песни, — Когда настанет срок.