Стихотворения. Рассказы. Гора
Шрифт:
– Из дому только что сообщили, что Кришнодоял-бабу серьезно заболел. Он прислал за тобой экипаж и просит, чтобы ты немедленно возвращался домой.
Гора поспешно направился к выходу. Обинаш собрался ехать с ним, но Гора сказал:
– Нет, нет. Оставайся тут за распорядителя. Неудобно и тебе уходить.
Когда Гора вошел в комнату Кришнодояла, тот лежал на постели, а Анондомойи осторожно растирала ему ноги. Гора переводил встревоженный взгляд с одного на другого, пока Кришнодоял не сделал ему знак сесть на стул,
Гора сел.
– Не лучше ему? – спросил он мать.
– Сейчас немного лучше,- ответила Анондомойи,- мы послали за английским доктором.
Здесь были еще Шошимукхи и слуга. Кришнодоял знаком отослал их из комнаты.
Убедившись, что в комнате больше нет посторонних, он молча посмотрел в глаза Анондомойи и затем, повернувшись к Горе, сказал слабым голосом:
– Мой час пробил. И то, что я так долго от тебя скрывал, я открою тебе сейчас. Иначе мне не будет покоя.
Побледневший Гора сидел не шевелясь, не произнося ни слова. Долгое время все молчали.
– Гора,- снова заговорил Кришнодоял,- в то время я с полным безразличием относился к нашей общине, потому и совершил такую огромную ошибку, а когда дело было сделано, исправить уже ничего было нельзя.- И он опять умолк. Гора тоже сидел молча, ни о чем не спрашивая.
– Я думал,- продолжал Кришнодоял,- что мне никогда не придется говорить тебе об этом и что все так и будет продолжаться. Но теперь я вижу, что это невозможно – ведь нельзя же, чтобы ты принимал участие в погребальном обряде, когда я умру.
По-видимому, самая мысль о такой возможности приводила Кришнодояла в ужас.
Гора почувствовал, что он больше не может терпеть, что ему нужно немедленно знать, в чем же, наконец, дело. Он вопросительно посмотрел на Анондомойи и сказал:
– Расскажи, ма, что все это значит? Разве я не имею права принимать участие в погребальном обряде?
До сих пор Анондомойи сидела понурившись и словно оцепенев, но, услышав вопрос Горы, она подняла голову и твердо посмотрела ему в глаза.
– Нет, родной, не имеешь.
– Я, значит, не его сын? – спросил Гора, вздрогнув от неожиданности.
– Нет,- ответила Анондомойи.
И тогда неотвратимо последовал второй вопрос:
– Ма, так и ты мне не родная мать?
У Анондомойи разрывалось сердце, но она ответила бесстрастным, недрогнувшим голосом:
– Гора, родной. Ты мое единственное дитя. Я бездетная женщина. Но если бы я выносила тебя, ты не мог бы мне быть дороже.
Гора снова перевел взгляд на Кришнодояла.
– Откуда же вы тогда меня взяли?
– Это было во время восстания,- начал Кришнодоял. – Когда мы жили в Итаве. Твоя мать, боясь попасть в руки сипаев, прибежала ночью к нам в дом, мы ее приютили. Твой отец погиб в сражении накануне. Его звали…
– Не к чему называть имя! – закричал Гора.- Я не хочу знать его
Кришнодоял смолк, удивленный вспышкой Горы. Немного погодя он добавил:
– Он был ирландцем. Твоя мать умерла в ту самую ночь, когда ты появился на свет. С тех пор ты воспитывался в нашей семье.
В одно мгновение вся жизнь Горы обратилась каким-то странным сном. Основа, на которой покоилось его существование с самого детства, вдруг рассыпалась в прах, и он больше не понимал, где он и кто он. То, что он считал своим прошлым, утратило реальность, светлое же будущее, которого он так долго, с таким нетерпением ждал,- исчезло без следа. Он показался себе капелькой росы на листе лотоса, которая появляется на миг, чтобы снова уйти в небытие.
У него нет ни матери, ни отца! Нет ни рода, ни племени! Нет даже бога! Куда ни повернись, везде одно сплошное «нет»! За что же ухватиться? За какую взяться работу? С чего начинать строить жизнь заново? К чему стремиться? Где взять, как накопить материалы для новой постройки? Заблудившись в этой враждебной пустоте, Гора молчал. И такое выражение было на его лице, что и окружающие не могли больше проронить ни слова.
В это время с домашним доктором-бенгальцем явился врач-англичанин. Он посмотрел на Гору с не меньшим интересом, чем на больного. И про себя удивился, что это за странный человек такой, потому что на лбу Горы так и остался священный знак, сделанный глиной из Ганги, и одет он все еще был в шелковое одеяние, в которое его обрядили после омовения. Рубашки на нем не было, и из-под накинутой на плечи ткани виднелось мощное тело.
Раньше при виде англичанина Гора непременно почувствовал бы невольную неприязнь, сегодня же он с интересом разглядывал доктора, пока тот осматривал больного.
«Значит, получается, что этот человек здесь мне ближе всех?» – спрашивал он себя снова и снова.
Закончив осмотр и опросив больного, доктор сказал:
– Ну что ж, никаких угрожающих симптомов я пока что не вижу. Пульс не внушает опасений, органических отклонений тоже не наблюдается. При известной осторожности можно рассчитывать, что припадок не повторится.
Когда доктор попрощался и ушел, Гора, не говоря ни слова, поднялся и направился к двери, но в этот момент вбежала Анондомойи, которая перед приходом доктора вышла в соседнюю комнату.
– Гора, родной, не сердись на меня, не разбивай мое сердце,- воскликнула она, хватая Гору за руку.
– Зачем ты так долго от меня скрывала? – спросил Гора.- Почему было не сказать раньше?
– Мальчик мой! – заговорила Анондомойи, с готовностью взваливая всю вину на себя.- Из страха лишиться тебя взяла я на душу этот грех. И если в конце концов этим кончится, если ты сегодня уйдешь от меня, мне некого будет винить, кроме себя, но только для меня это будет конец всему, драгоценный мой!