Стихотворения. Рассказы. Гора
Шрифт:
В это время из храма неторопливо вышел саньяси. Он подошел к гхату, спустился на несколько ступенек и, увидев одиноко сидящую женщину, хотел было повернуть обратно. Но в этот момент Кушум подняла голову и обернулась. С головы девушки упал край сари, и лицо ее озарилось лунным, светом. В этот миг оно было подобно лотосу, устремившему свои лепестки к луне. На мгновение их взгляды встретились. Казалось, они узнали друг друга, как будто были знакомы в ином рождении.
Где-то над головой закричала сова. Кушум вздрогнула, натянула на голову сари и, припав к ногам саньяси, совершила пронам.
– Как тебя зовут? – спросил саньяси, благословляя ее.
– Кушум,-
После этого она медленно направилась к своему дому, который находился совсем рядом. А саньяси долго еще сидел на моих ступенях. И, лишь когда луна склонилась к западу и тень саньяси уже ложилась прямо перед ним, он встал и направился к храму.
С этого времени Кушум каждый день приходила к саньяси и простиралась перед ним ниц. Если саньяси объяснял шастры, она, стоя где-нибудь в сторонке, внимательно слушала его. Окончив молитву, саньяси звал Кушум и рассказывал ей священные сказания. Не знаю, все ли понимала Кушум, но только слушала она его с благоговейным вниманием. Она точно и беспрекословно следовала всем его наставлениям. Кушум свято выполняла обряд служения богу, с большим усердием убирала в храме, приносила в дар божеству цветы, мыла храм водой из священной Ганги.
Каждое слово саньяси западало ей глубоко в душу. Постепенно взору ее открылся неведомый доселе мир, а душа распахнулась навстречу новой жизни. Она увидела и услышала то, о чем раньше не имела даже понятия. Тень печали не омрачала больше ее лица. Когда по утрам она в благоговении припадала к ногам саньяси, то казалась омытым росою цветком, принесенным в дар богу. Девушка вся светилась тихой радостью.
Был конец зимы, и вечерами с юга дул теплый ветер. Небо стало по-весеннему голубым. В деревне после долгого зимнего перерыва вновь заиграла флейта и полились звуки песен. Гребцы оставили свои весла и, пустив лодки по течению, запели гимн Кришне [118] . В неуемной радости перекликались друг с другом птицы. Пришла весна!
118
Кришна – восьмое воплощение бога Вишну. Жизнь Кришны среди пастушеских племен и его любовь к пастушке Радхе – любимая тема индийской литературы.
Весенний ветер вдохнул в мое каменное сердце молодость, мои лианы наполнялись радостью, ощущением юности, и каждый день на них появлялись все новые и новые пышные цветы. Все это время я не видел Кушум. Она перестала ходить в храм, не приходила к реке и не встречалась с саньяси.
Я никак не мог понять, что случилось. Но вот как-то вечером они снова встретились на моих ступенях.
– Пробху [119] , вы звали меня? – спросила Кушум, опустив голову.
119
Пробху – господин; здесь: почтительное обращение к старшему.
– Звал. Скажи мне, что случилось? Ты совсем забыла всевышнего?
Кушум молчала.
– Открой мне свою душу.
Кушум слегка отвернулась и промолвила:
– Пробху, я грешная и потому не могу, как прежде, служить богу.
– Кушум,- очень ласково проговорил саньяси,- я чувствую, что тебя тяготит что-то.
Кушум вздрогнула,- может быть, у нее мелькнула мысль, что он сам обо всем догадался? Глаза
– Скажи мне, что тебя тревожит,- проговорил саньяси, немного отодвигаясь,- я укажу тебе путь к покою.
– Я скажу, раз вы приказываете. Я не сумею рассказать все так, как нужно, но вы, я думаю, и так все знаете.- В голосе Кушум звучали беспредельная преданность и почитание. Она то запиналась от волнения, то совсем умолкала.
– Пробху, я поклонялась, как богу, одному человеку. Я молилась на него, и этой радостью почитания было переполнено все мое сердце. Но однажды ночью мне приснилось, будто он – хозяин моего сердца, будто он сидит со мною под деревом бокул, держит мою руку в своей и говорит мне слова любви. И я не видела в этом ничего странного, ничего невозможного. Я проснулась, но чары сна не исчезли. Когда на следующий день я увидела этого человека, то смотрела на него уже по-другому. Из головы у меня не шел тот сон. Полная страха, я старалась быть подальше от этого человека, но сон неотступно преследовал меня. С тех пор в моем сердце нет покоя, нет светлой радости, нет благочестия.
Когда Кушум говорила все это, вытирая катившиеся по щекам слезы, я смотрел на саньяси: он собрал все свои силы, чтобы подавить охватившие его чувства.
– Ты должна сказать, кого ты видела во сне,- проговорил саньяси, когда Кушум кончила исповедь.
– Не могу,- ответила Кушум, молитвенно сложив руки.
– От этого зависит твое счастье. Скажи мне, не таясь, кто он?
Кушум изо всех сил сжала свои нежные руки, – Я непременно должна сказать это? – спросила она с мольбой.
– Да, непременно.
– Пробху, это ты! – воскликнула Кушум и, теряя сознание, упала на мои холодные колени. Саньяси словно окаменел.
Когда Кушум пришла в себя, саньяси медленно проговорил:
– Ты всегда следовала моим советам и на этот раз должна выполнить то, что я скажу тебе. Мы не должны больше видеться, и я сегодня же уйду отсюда. Забудь меня. Обещаешь?
Кушум встала и, посмотрев в лицо саньяси, сказала:
– Пробху, будет так, как ты хочешь.
– Тогда прощай!
Кушум не вымолвила больше ни слова, только простерлась перед ним ниц и, взяв прах от его ног, возложила себе на голову.
– Он приказал забыть его,- проговорила Кушум и с этими словами медленно вошла в Гангу.
Девушка выросла у этой реки, кто же, если не Ганга, протянет Кушум руку помощи в трудный для нее час? Луна зашла за облака, и все вокруг окутал мрак. Послышался всплеск. Что случилось? Я не мог ничего понять. Подул ветер, словно желая погасить даже звезды, чтобы никто ничего не видел.
Никогда больше не придет Кушум посидеть у меня на коленях, она закончила свои земные игры. Она ушла навсегда, и я не знаю куда.
1884
Состязание
1
Царевну звали Опораджита. Шекхор, придворный поэт раджи Удойнарайона, никогда не видел ее. Однако всякий раз, когда поэт сочинял новые стихи и декламировал их в присутствии раджи и всего двора, голос поэта возносился настолько, что его могли слышать невидимые слушательницы, находившиеся за окнами верхних этажей огромного дворца. Он как бы пытался послать свое поэтическое вдохновение в какой-то недосягаемый звездный мир, где среди множества светил в незримом величии блистала неведомая счастливая звезда его жизни.