Стихотворения. Рассказы. Гора
Шрифт:
В тот же день Бародашундори, отозвав Шучориту в сторону, сказала ей:
– Ты знаешь, отец очень тревожится за тебя. Шучорита страшно огорчилась. Мысль о том, что она -
пусть даже невольно – могла расстроить Пореша-бабу, была ей невыносима. Побледнев, она спросила:
– Но что я сделала?
– Не знаю, дитя мое. Он почему-то вообразил, что тебе неприятен Пану-бабу. Все в «Брахмо Самадже» уверены, что ваша свадьба уже решена, и если ты теперь…
– Но почему отец мог подумать это, ма? – удивленно перебила ее Шучорита.- Я никогда никому не
Шучорите было чему удивляться. Правда, манера держаться и речи Харана-бабу порой раздражали ее, но она никогда не думала, что это может послужить предлогом для отказа выйти за него замуж,- слишком уж хорошо внушили девушке, что ее личное счастье здесь не играет никакой роли.
И тут она припомнила, что как-то раз неосторожно высказала свое недовольство Хараном-бабу в присутствии Пореша. Ну конечно же, этим она и встревожила отца. Шучорита почувствовала раскаяние. Никогда раньше не позволяла она себе такой несдержанности и поклялась в душе, что не позволит и в будущем.
Появившись в доме Пореша после нескольких дней отсутствия, Харан-бабу не на шутку встревожился. До сих пор он считал, что Шучорита боготворит его. Правда, ему хотелось, чтобы боготворила она одного его, и никого больше; неуместное преклонение перед старым Порешем, на которого она чуть ли не молилась, несмотря на то, что ей неоднократно указывали на множество его недостатков, вовсе ему не нравилось. Харан-бабу в душе то смеялся над этим, то огорчался, но неизменно надеялся, что с течением времени и при благоприятных условиях ему удастся устремить это почитание в соответствующее русло.
Прежде Харан-бабу был твердо уверен в том, что внушает Шучорите благоговейное обожание, и потому считал своим долгом вникать во все мелочи ее жизни, следить за ее занятиями и поведением в общество и делать наставления по любому поводу; при этом, однако, он никогда не касался их предстоящего брака. Теперь же, когда по двум-трем замечаниям, брошенным Шучоритой, он понял, что ничто не укрывается от ее зорких глаз, что она взвешивает и оценивает каждое его слово, каждый поступок, ему стало чрезвычайно трудно сохранять прежнее невозмутимое спокойствие.
В те редкие дни, когда ему удавалось увидеться с ней, Харан-бабу уже не мог держаться с былой снисходительностью. В том, как они разговаривали и вели себя, намечались определенные признаки надвигавшейся ссоры. Харан-бабу безо всякой причины придирался к Шучорите и без конца упрекал ее, а ее равнодушие повергало его в совершенное уныние. Он горько сожалел о своем потерянном авторитете.
При первых признаках охлаждения Шучориты Харан-бабу почувствовал, что ему становится трудно удержаться на пьедестале, поглядывая оттуда на девушку сверху вниз. Раньше, опасаясь, как бы кто не подумал, что он не уверен в любви Шучориты, он бывал у Пореша-бабу только раз в неделю и обращался с ней, как со своей ученицей. Но в последние дни что-то произошло с ним. Под самыми незначительными предлогами он стал заходить к Порешу каждый день, а то и по нескольку раз в день и прилагал все усилия, чтобы встречаться с Шучоритой
И вот в один прекрасный день Бародашундори пригласила к себе в комнату Харана-бабу и сказала ему:
– Кстати, Пану-бабу, я со всех сторон слышу, что вы собираетесь жениться на нашей Шучорите, а сами вы храните на этот счет полное молчание. Если у вас действительно есть такое намерение, почему вы не находите нужным сказать об этом нам?
Дольше тянуть с предложением руки и сердца было невозможно. Харан-бабу чувствовал, что рисковать утратой Шучориты он не может. Первым долгом нужно было утвердить свои права на нее, а потом уж можно было заняться выяснением, насколько ценна будет ее помощь в делах «Брахмо Самаджа» и как сильно предана она ему самому.
– Но ведь это ясно и без слов,- ответил он Бародашундори.- Просто я хотел подождать, чтобы Шучорите исполнилось восемнадцать лет.
– Какой вы формалист! По-моему, вполне достаточно того, что она совершеннолетняя по нашим законам.
Наблюдая в этот вечер за Шучоритой, Пореш был крайне удивлен: давно уже она не встречала Харана-бабу с такой радостью, не оказывала ему такого внимания. Когда тот собрался уходить, она настояла, чтобы он посидел еще немного: ей хотелось показать ему новое рукоделие Лабонне.
Пореш-бабу успокоился, он решил, что ошибся, и даже посмеялся над собой,- видимо, влюбленные поссорились, а теперь помирились – все, как полагается.
Вечером, перед уходом, Харан-бабу официально попросил руки Шучориты и сказал, что ему не хотелось бы откладывать свадьбу надолго.
Пореш-бабу удивился:
– Но ведь вы всегда утверждали, что ошибка жениться на девушках моложе восемнадцати лет. Вы даже писали об этом.
– Ну, это не может относиться к Шучорите, – объяснил Харан-бабу.- По своему умственному развитию она стоит неизмеримо выше своих сверстниц.
– Пусть так,- спокойно, но твердо возразил Пореш-бабу.- Но я считаю, Пану-бабу, что раз у вас нет особых причин спешить, вам не следует изменять в этом случае своим принципам. По-моему, лучше подождать до полного совершеннолетия Радхарани.
Смущенный тем, что его уличили в слабости характера, Харан-бабу поспешил согласиться:
– Вы совершенно правы; конечно, не следует. Все, что я хочу, это чтобы в самом непродолжительном времени состоялась наша официальная помолвка.
– А вот это, безусловно, прекрасная мысль!
Глава семнадцатая
Проспав часа три, Гора проснулся и увидел лежащего рядом Биноя. Сердце его переполнилось радостью; оп почувствовал невероятное облегчение – такое чувство испытывает человек, потерявший во сне что-то очень дорогое, а потом убедившийся, что это ему всего лишь приснилось. Только теперь он понял, как искалечена была бы его жизнь, лишись он друга. Не в силах совладать с радостным возбуждением, охватившим его, он растолкал Биноя.
– А ну, вставай, пора за дело браться.