Стихотворения

Штейгер Анатолий Сергеевич

* * *

К.Елита-Вильчковскому

Я выхожу из дома не спеша. Мне некуда и не с чем торопиться. Когда-то у меня была душа, Но мы успели с ней наговориться. Так, возвратясь с работы, старый муж Сидит в углу над коркою ржаною, Давно небрит, измучен, неуклюж, И никогда не говорит с женою. Да и она: измучена, стара… А ведь была как будто бы пора… Теперь совсем иная наступила. И ни к чему была здесь игра… И чтоб игра, нужна к тому же сила. …Бродить в полях, но только одному. Не знать часов. Без цели, без дороги. Пока в сентябрьском

палевом дыму Не сгинет лес. Покамест носят ноги Пока внизу не заблестят огни, Не запоет сирена на заводе… Но разве в этом мире мы одни, За городом в такие точно дни, Искали что-то, только что? в природе. Загреб, 1938

* * *

Всегда платить за всё. За всё платить сполна. И в этот раз я заплачу, конечно, За то, что шелестит для нас сейчас волна, И берег далёко, и Путь сияет Млечный. Душа в который раз как будто на весах: Удастся или нет сравнять ей чашу с чашей? Опомнись и пойми! Ведь о таких часах Мечтали в детстве мы и в молодости нашей. Чтоб так плечом к плечу, о борт облокотясь, Неведомо зачем плыть в море ночью южной, И чтоб на корабле все спали, кроме нас, И мы могли молчать, и было лгать не нужно… Облокотясь о борт, всю ночь, плечом к плечу, Под блеск огромных звёзд и слабый шелест моря… А долг я заплачу.. Я ведь всегда плачу. Не споря ни о чём… Любой ценой… Не споря. Рагуза, 1938

* * *

Дошел и до него уже, увы, черед… Совсем не тот задор, не очень крепко спится. Он больше не дитя. Ему тридцатый год. Давно уже пора настала протрезвиться. Из-за него лилось уже немало слез. На памяти о них не зажили ожоги. В процессии ему не раз уж довелось Понуро провожать кладбищенские дроги. Он часто видит сны и, замирая весь, В передрассветном сне, в особенности тонком, Встречает снова тех, кто был когда-то здесь, Тех, кто его любил, когда он был ребенком. Во сне и наяву, с собой наедине, Он долгий счет ведет ошибкам и потерям. Да, я был виноват… Да, по моей вине… Как мало любим мы! Как скупо нежность мерим.

БЕССАРАБИЯ

1.

Две барышни в высоком шарабане, Верхом за ними двое панычей. Всё как в наивно-бытовом романе, Минувший век до самых мелочей. И не найти удачней декораций: Дворянский дом на склоне у реки, Студент с начала самого «вакаций», Фруктовый сад, покосы, мужики. Но в чём-то всё же скрытая подделка И вечный страх, что двинется сейчас По циферблату роковая стрелка… Уж двадцать лет она щадила нас.

2

Вечером выйдем гулять по меже. Сторож внезапно возникнет из мрака. Спросит огня. Мы закурим. Уже Осень вблизи дожидается знака. Ночью иначе звучат голоса, Глухо и даже немного тревожно. Каждая пауза четверть часа… Можно о многом сказать односложно. Речь про дожди, урожай, молотьбу (Сдержанно, чинно, ответы-вопросы), Речь про крестьянскую боль и судьбу… Лиц не видать. Огонёк папиросы. Красный, тревожный, ночной огонёк. Запах полыни и мокрой овчины. Терпкая грусть — очень русский порок. Грусть без какой-либо ясной причины.

3

Лес вдали стоит уже немой. Легкий сумрак. Очень низко тучи. Я не знаю, что опять со мной. Быть беде… И скоро. Неминучей. От костра идет широкий дым. Пастушонок

охватил колени. Он молчит. Мы часто с ним сидим. Тихий вечер в поле предосенний. Мягкий профиль русского лица. Пастушка зовут, как в сказке, – Ваней, Так сидеть бы с Ваней без конца. Не забыть мне наших с ним молчаний. Дома будут речи про войну, Уберечь уже не может чудо… На рассвете все же я засну. Буду спать тревожно, чутко, худо.

4

Не откроют на окнах ставней, Печи жарко не будут топиться. И мечте нашей, очень давней, Не судьба уж теперь воплотиться. Первый раз Рождество в усадьбе… Пантелей, наряжённый медведем. И гаданья (о нашей свадьбе? На которую мы, вот, не едем)… И трещали б морозы грозно, И метель завывала бы жутко… Я об этом мечтал серьёзно… Жизнь решила – нелепая шутка. август 1939, Непоротово

* * *

Слезы… Но едкие взрослые слезы. Розы… Но, в общем, бывают ведь розы – В Ницце и всюду есть множество роз. Слезы и розы… Но только без позы, Трезво, бесцельно и очень всерьез.

Стихи разных лет

* * *

Конечно, счастье только в малом… «Нам нужен мир». Не нужен. Ложь. Когда движением усталым Ты руки на плечи кладешь… И на лице твоем ни тени Того, что предвещает страсть, Но смесь заботы, грусти, лени… Зарыть лицо в твои колени, К твоим ногам навек припасть…

* * *

Не эпилог, но все идет к концу. Мы встретимся, я очень побледнею. По твоему надменному лицу Мелькнет досада на мою «затею». На мой приезд – бессмысленный приезд, На то, что жить, как люди, не умею, – Что за охота к перемене мест? …а если вариант: с ума сводящий жест – Объятье грубоватое за шею?

* * *

Года и на тебе оставили свой след, Бороться против них никто, увы, не в силе. Не бойся – не черты. Твои черты… О, нет, Они сейчас еще прекраснее, чем были. Но уж одно, что ты сейчас со мною здесь И больше никого тебе еще не надо, И что за целый день и, вот, за вечер весь Ни разу на часы ты не бросаешь взгляда… И понемногу мной овладевает страх, И в памяти встает старинное поверье: Счастливый никогда не вспомнит о друзьях, Счастливый никогда не постучится в двери. Я ждал тебя пять лет. Но рад и десять лет, И всю бы жизнь прождать в напрасной лихорадке, Лишь только б знать, что нет, на самом деле нет Ни капли истины в моей больной догадке… (От века для любви шли убивать и красть, С улыбкой на себя накладывали руки... Но счастье близких нам мы не имеем власть Купить им у судьбы за собственные муки.)

* * *

Не верю, чтобы не было следа Коль не в душе, так хоть в бумажном хламе, От нежности (как мы клялись тогда!), От чуда, совершившегося с нами. Есть жест, который каждому знаком – Когда спешишь скорей закрыть альбом Или хотя бы пропустить страницу… Быть может также, что в столе твоем Есть письма, адресованные в Ниццу. И прежде, чем ты бросишь их в огонь И пламя схватит бисерные строки, Коснется все же их твоя ладонь И взгляд очей любимый и далекий.