Стиль модерн

Фрэн Ирэн

Но в фотографиях Лианы он увидел, как по желанию женщины соединились выдумка и действительность: именно это взволновало его больше, чем вероятность шантажа, в который, чем больше он о нем думал, тем меньше верил. Во время обеда, глядя в воду бассейна, поблескивавшую напротив золоченой колоннады, он не осмеливался дотронуться до фотографий бывшей кокотки. Они казались ему наделенными особой силой, похожей на силу Файи, даже более порочной, наверное: империя, нет, не женщины во плоти, но существа из фотопленки и обычной бумаги.

К концу обеда, когда подали кофе, Стив наконец успокоился, и Макс продолжил свой рассказ:

— …Я не интересуюсь светскими сплетнями. Однако, когда, сидя у парикмахера,

я наткнулся на эту фотографию, то решил узнать все. Я без труда восстановил историю Лианы: о ней говорили повсюду. Она и правда действовала быстро: несколько дней спустя после визита ко мне поехала в Довиль и там, — конечно, с помощью тех денег, что я ей дал, — начала играть. На следующий день все газеты пестрели репортажами о невероятных выигрышах, которых добилась в баккара красивая, очень элегантно одетая незнакомка. Она возвращалась три дня подряд и все три дня выигрывала. Ее подозревали в жульничестве. Но ошибались. Преследующим ее репортерам она отказалась назвать свое имя, и они прозвали ее Удачливой Красавицей. Наконец на четвертый день она начала проигрывать. Ничтожная сумма. Однако этого было достаточно, чтобы она скрылась — исчезла, не оставив и следа. Этот факт отметили, потому что игрокам это несвойственно, настоящим игрокам, разумеется. Но в течение трех недель о ней ничего не было слышно, и репортеры заинтересовались другими авантюристками: костариканскими танцовщицами, глотающими бриллианты, молдавскими графинями, открывшими бордели, экс-кокотками, вдруг занявшимися импортом и экспортом, — и чудачествами принцессы Сфорца. Во Франции сейчас происходит столько всего странного… И вдруг в начале августа в газетах печатают эту необычную фотографию! Да, вот эту, первую.

Он подал ее Стиву:

— …Репортеры разыскали Удачливую Красавицу в саду какого-то отеля в Каннах вместе с одним из наших самых известных кинодеятелей! Прочитай статью — она стоит фотографии!

Стив повернулся к свету и медленно разбирал слова. Это был отрывок из журнала «Мон Синэ».

«Алекс Фуйю, знаменитый и богатейший продюсер фильмов „Отсвет зеленого бриллианта“ и „Тень бессердечного человека“, пламенно влюблен в Удачливую Красавицу. Наша прекрасная незнакомка, как всегда, отказалась назвать себя. Будет ли она блистать в его фильмах? В Ницце, за кулисами студии на улице Викторин, все уже перешептываются, что своей красотой и талантом она, возможно, добилась главной женской роли в новом фильме Алекса Фуйю, который вскоре будет сниматься».

Дальше следовал длинный список продукции Фуйю: «Тайны виллы Сирсэ», «Безумие доктора Мюрнау», «Ночные птицы», «Остров тринадцатого возлюбленного» и другие, по мнению Стива, еще более смешные названия.

Он внимательно рассматривал фотографию. Под зонтом, среди пальм, довольно элегантный, но немного грузный и вульгарный мужчина далеко не первой молодости нарочито улыбался очень красивой молодой женщине, сидящей рядом. Поля ее шляпы спускались довольно низко, но можно было разглядеть, что это Лиана. Лиана, действительно повторяющая позу Файи, искусно копирующая ее взгляд исподлобья, даже ее улыбку, единственную в своем роде. Руки были в перчатках.

Стив разыграл безразличие:

— Это всего лишь фотография. Конечно, она хочет походить на Файю. Но в конечном счете больше напоминает вульгарную шебу— одну из тех девушек, которые воображают себя героинями мелодрам, где полно шейхов и принцесс из «Тысячи и одной ночи». Сладости на розовой воде. У нас, как и в Европе, люди любят это. Псевдовосточный рахат-лукум. Я от него в ужасе. Помнишь, русский балет…

— Как и ожидалось, она получила свою роль, — перебил его Макс. — И сделала себе имя! Какое имя!

Он ткнул пальцем в другую статью:

«УДАЧЛИВАЯ КРАСАВИЦА, —

гласило ее название, — НАКОНЕЦ РАСКРЫВАЕТ СВОЕ ИМЯ. Актриса с Востока, бежавшая от турецких изуверств из Константинополя, — ее семья была заколота у нее на глазах, — она долго скиталась по Европе в поисках родственной души, способной понять ее боль и открыть ее талант. Сейчас в лице Алекса Фуйю она нашла такого человека. Знаменитый продюсер поручил ей главную роль в своем новом фильме „Наследница последнего раджи“ — смотрите наше приложение к тексту с восхитительным портретом будущей звезды. О ней также говорят как о предполагаемой исполнительнице главной роли в фильме „Три секрета женщины-кошки“, в которой вначале собиралась сниматься Мизидора».

Стив поинтересовался приложением: несмотря на наигранность поз, фотография вопиющим образом свидетельствовала об очевидном. Даже крупным планом сходство поражало.

— А имя, имя! — волновался Макс. — Лили Шарми! Какая наглость! Шарми, Шармаль — всем очевидно, как это созвучно!

— Всем, всем… У людей короткая память. Жизнь так быстро идет вперед…

Стив нервничал и боялся, как бы Макс этого не заметил. Пытаясь овладеть собой, он разулся и, сев на край бассейна, погрузил ноги в воду.

— Просто хороший макияж!

Но ему не удавалось говорить спокойно.

Вернувшись в Америку, Стив решил никогда не смотреть французские журналы. Изредка он листал «Vanity Fair», узнавая среди самых известных мужчин и женщин года парижских знаменитостей: теннисистку Сюзанну Ленглен, графиню де Ноай, Колетту, Мистингетт, Ивонну Прентан, Айседору Дункан. Но они не трогали его. Их слава, искусственное освещение и неестественные позы на фотографиях — все говорило о другой — мифической — стране, где они были богинями — и он представлял их в лучах славы в этом счастливом королевстве, бесконечно удаленном от земных забот.

Но Лиана, которую он знал, Лиана, которую мог бы любить, Лиана — теперь Лили — с подведенными глазами, обвешанная жемчугом и густо напудренная, Лиана, нарядившаяся в Файю, остриженная, как Файя в последний вечер, в шляпке колоколом, легком платье, изображавшая Файю — шалунью, флэпперс, шебу…

До этого дня Стив вспоминал парижанок такими же, какими видел их перед войной, в самый разгар своего безумства: утонченные женщины в гетрах, эгретках, с плюмажем, целым райским садом на шляпках, женщины, созданные из меха, шелка, перьев, пуха, чье тело само менялось с новым платьем и временем суток. В эксцентричности Файи чувствовались уже все те новшества, которые примерила на себя Лиана. Целые дни, а может быть месяцы, проводила она, наклонившись к зеркалу, думала, размышляла, просчитывала свое сходство. Она почти все скопировала; похудела, стала тоньше, чтобы быть ближе к оригиналу, вплоть до надключичной впадины, которой не видно было раньше и которая теперь угадывалась у края ее декольте. Ценой какой неутомимой воли, какой тонкой работы она достигла, деталь за деталью, этого необъяснимого очарования умершей танцовщицы? Она сохранила только свой цвет волос…

— Этот журнал, «Мон Синэ», его читают? — спросил Стив.

— Женщины без ума от него. Каждой новой подписавшейся дарят пару шелковых чулок. Фотографии Лили появились и в других журналах, «Синэ-Мируар», «Мон Фильм», не говоря уже о газетах…

Макс встал из-за стола и прислонился к одной из колонн, в то время как Стив задумчиво шлепал ногами по воде. Если эти журналы так популярны, то фотографии Лили неизбежно попали на глаза другим участникам той ночи в Шармале. О ком думала Лили, в таком случае, затевая эту игру? Если, конечно, предположить, что это игра. Да и кто-нибудь другой мог ее к этому подтолкнуть. Кто-нибудь из бывших воздыхателей Файи, а может быть, ее муж.