Стилист
Шрифт:
– Какая тебе разница, с чего он это взял, если окажется, что это неправда?
– Разница очень большая, – терпеливо объясняла Настя. – Потому что даже самая дикая сплетня не возникает ниоткуда. Кто-то зачем-то ее придумал и пересказал другому. Даже если под ней нет никакой реальной фактуры, все равно в основе – чей-то замысел. Или умысел. А если фактура есть, то всегда следует разобраться, какая именно.
– Но, я надеюсь, у Артура Николаевича не будет неприятностей, если окажется, что избиение – это выдумка? – встревоженно спросила мать.
– Успокойся, ничего с ним не будет, с твоим драгоценным Малышевым. Если, конечно, не он сам это придумал. Телефон его дашь или мне самой выяснять?
Надежда Ростиславовна обреченно вздохнула и продиктовала адрес и телефон.
– Аська, кажется, мы его нащупали! – выпалил он. – Ой, сил нет никаких, убегался я сегодня. Сделай кофейку, будь человеком.
Он плюхнулся на стул и блаженно вытянул ноги. Настя молча повесила куртку обратно в шкаф и включила кипятильник. Поход домой откладывался как минимум на час.
– Рассказываю, – торжественно начал Коротков. – Неделю назад кто-то обчистил палатку, где продаются видеокассеты. Следов навалом осталось, но по учетам не проходят. Вор нам раньше никогда не попадался. Владелец палатки обозрел имущество и сказал, что украли не все подряд и не то, что в одной стопке лежало. Кассеты выбирали. Список украденного он сделал, но принцип отбора неясен. Не то чтобы сплошь детективы, или триллеры, или боевики, или фантастика, или эротика. Всего по чуть-чуть. Итого четырнадцать штук. И нашелся среди розыскников ушлый парнишка, который сказал, что смотреть все эти фильмы, чтобы понять, что в них общего, времени, натурально, нет, а вот титры просмотреть вполне можно, дело посильное. Нашли компьютер какой-то навороченный, который умеет с видеопленок кадры распечатывать на бумагу, посмотрели и обнаружили во всех фильмах одного и того же актера. Не звезда, конечно, так, эпизодник, имя неизвестное, да и на экране появляется в общей сложности минут на пять-семь в каждом фильме. Но внешность!
– С ума сойти, – тихо ахнула Настя. – Неужели похож?
– Один в один, – подтвердил Коротков, отпивая дымящийся кофе. – Я с фотографиями пропавших сличал. С Олегом Бутенко – просто одно лицо.
Олег Бутенко был первым из пропавших юношей. Сентябрь 1995 года. Обнаружен мертвым в декабре. Значит, все-таки маньяк-гомосексуалист. Хуже не придумаешь. Маньяков ловить – дело трудное и неблагодарное. С потерпевшими их обычно ничто не связывает, предварительного знакомства зачастую нет, личного мотива тоже нет. Как ловить? Как потом доказывать, если сам не признается?
Правда, в этом деле были хоть какие-то зацепки. Во-первых, следы, которые преступник оставил на месте кражи видеокассет. Во-вторых, у него должно быть место, где он держит несчастных мальчиков, пока они не умрут. И в-третьих, тоненький и зыбкий след, ведущий в район коттеджной застройки «Мечта»…
Трясясь в пустом вагоне метро, Настя мысленно рисовала схему необходимых действий. Первое: прояснить вопрос с охраной палатки. Почему она в ту ночь оказалась такой уязвимой? Все палатки в этом месте не имеют сигнализации или только эта одна? Кто мог знать, что ночью палатка останется незащищенной? Второе: почему обокрали именно эту палатку? А не другую, в другой части города, на другой улице? Потому, что только она не охраняется, или потому, что вор живет поблизости? Третье: откуда вор узнал, что в этой палатке есть все интересующие его кассеты? Подходил, спрашивал? Или действовал наугад, потому что набор кассет в принципе одинаков всюду? Четвертое: не давали ли в этой палатке кассеты напрокат? Если так, то, возможно, вор брал там кассеты, и не один раз, потому и осведомлен об имеющемся ассортименте фильмов. И если он бывал там неоднократно, то мог случайно услышать информацию, касающуюся охраны в ночное время. Надо проверить все пункты проката видеокассет, взять у них тетради регистрации и выписать всех, кто брал те фильмы, которые были украдены. Работы – море, но не делать ее нельзя. Все-таки это реальный след. Пятое: почему он украл кассеты, вместо того чтобы просто их купить без всяких хлопот? Дорого? А держать мальчишек на наркотиках неделями – не дорого? Можно ведь было и не покупать, а взять напрокат, что намного дешевле, и переписать. Правда, для этого
Человек, обокравший палатку, никак не увязывался в Настином представлении с человеком, похищающим юношей, который держит их подолгу в своей домашней тюрьме и от души кормит наркотиками. Впрочем, она напрасно пытается увязать одно с другим. Логика сумасшедшего не похожа на логику психически здоровых. Может быть, для него принципиально важно было именно украсть эти кассеты. Может, он от этого кайф ловил.
Когда Настя вышла из метро на «Щелковской», было уже совсем темно. От напряженной работы и множества выкуренных в течение дня сигарет голова была тяжелой, и ей захотелось немного пройтись. Она двинулась было мимо автобусной остановки, но спохватилась, что уже поздно и Лешка, наверное, волнуется. Лучше сесть в автобус. Сегодня она не брала у мужа машину, и Алексей может быть совершенно уверен, что она не у Соловьева. Не потащится она в такую даль без машины. Но он же все равно волнуется. Тем более что год назад ее чуть не убили прямо рядом с домом, когда она вот так же вечером возвращалась с работы. В тот раз ее спасло чудо в лице человека, который сам погиб спустя несколько дней после этого. Второго такого чуда уже не будет, нечего и рассчитывать.
Проехав четыре остановки на автобусе, Настя вышла и пристроилась за парочкой, которая шла в нужном ей направлении. Дорога от остановки до дома была неприятной во всех отношениях – неосвещенной, пустынной, в колдобинах, так что поздним вечером прогулка здесь не приносила ничего радостного. Увлеченная друг другом парочка благополучно «дотащила» Настю до самого подъезда и проследовала дальше, вероятно, в поисках счастья или, на худой конец, уединенного местечка.
В подъезде тоже было темно, но уже не так страшно, все-таки своя территория. Выйдя из лифта у дверей своей квартиры, она внезапно вспомнила дом Соловьева. Просторная прихожая, широкое крыльцо…
Ключи забились куда-то в угол необъятной сумки, Настя никак не могла их нашарить, бросила бесплодные попытки и нажала на кнопку звонка. К ее удивлению, по ту сторону двери было тихо. Может быть, Лешка смотрит телевизор и не слышит? Она позвонила еще раз. Никакой реакции. Пришлось все-таки искать ключи.
А Алексея дома не было. Настя припомнила, что и машины его она возле подъезда не видела. Это было странно и почему-то неприятно. Она быстро разделась, закуталась в теплый халат и уселась на кухне, поставив перед собой огромную миску с салатом из огурцов и помидоров с петрушкой и укропом.
Она любила свою квартиру, здесь ей всегда было хорошо, уютно, спокойно. Правда, квартирка крошечная, однокомнатная, в прихожей двоим не разойтись, санузел совмещенный, но Насте не было тесно. Даже вдвоем с Лешкой они чувствовали себя нормально и вполне удобно. Однако после того, как она побывала в «Мечте», ее собственная квартира стала казаться какой-то не такой. И ведь дело не в том, что Настя до этого ни разу не видела хорошего жилья. Вовсе нет. Взять хотя бы квартиру ее сводного брата Саши – хоромы, за час не облетишь. Настя бывает в семье брата раз или два в месяц, но никогда после этого квартира на «Щелковской» не кажется ей чужой, тесной и смешной. Может быть, оттого, что брат Саша изначально был другим, не таким, как она сама. У него другое образование, другое мышление, другая профессия. Александр Каменский – бизнесмен, банкир, человек богатый, энергичный, с мозгами, настроенными на коммерческую волну. Поэтому тот факт, что и живет он совсем по-другому, воспринимался как нечто совершенно естественное.
А Володя Соловьев был из той же породы, что и сама Настя. Человек, имеющий способности к иностранным языкам и живущий этим. Обыкновенный гуманитарий. Не делец, не фирмач. Переводчик. Настя могла бы точно так же работать в издательстве и переводить книги, если бы не отдала в свое время предпочтение милиции, зловонным трупам, плачущим пострадавшим и сомнительным радостям разоблачения преступников. И то обстоятельство, что она могла бы жить так же, как живет сейчас Соловьев, делало ее взгляд, которым она обводила свою квартиру, более пристальным и придирчивым.