Стимпанк
Шрифт:
Вскоре затем на палубу вышли лучший медиум Парижа и Провидец Покипси; последний щеголял красным отпечатком пятерни на щеке.
Заговорила мадам Селяви:
– Я вступила в контакт с Розовым Облачком, но туг мной завладела злая сущность. Гнусная тварь материализовала идеоплазмическую руку и набросилась на cher Дэвиса. Только благодаря великолепнейшим усилиям смогла я изгнать эту мерзость из себя и сохранить рассудок.
Несмотря на их беду, Крукс улыбнулся.
– Так-так. Но что успела сказать вам принцесса?
– Tout le monde [142] могут чувствовать себя спокойно. Наше
142
Все (фр.).
143
Здесь: первая (фр.).
– Я бы хотел исполнить их предписание, мадам, так как полагаю, что для нас это самое разумное. Но, к несчастью, наша электрическая система вышла из строя.
– Как?! – взвизгнула мадам Селяви, обрушив свое объемистое тело на Крукса и молотя его по груди кулаками. Худощавый ученый выдержал эту внушительную атаку выше всяких похвал. – Ты лжешь, ах ты, тухлая скотина! Мы не можем застрять в этом чертовом месте! Ты нас сюда переправил, подлый алхимик! А теперь, черт тебя дери, изволь вернуть!
Град ударов оборвался, и медиум упала на палубу без чувств. Уолт и Остин помогли уложить ее на кушетку.
– Французский прононс мадам как будто стал нашей первой потерей, – сухо заметил Крукс.
– Явный случай повторной одержимости, вызванный страшным открытием, – слабо оправдывался Дэвис. – Кстати, полагаю, вы не шутили…
– Вы полагаете правильно.
– Быть может, – сказал Уолт, – нам следует слегка подкрепиться и обдумать, что делать дальше.
– Превосходная мысль.
– Я накрою на стол, – предложила Эмили, обрадованная тем, что наконец-то может заняться чем-то полезным.
Вскоре общество из шестерых уже сидело за неприхотливым ужином у серванта, знакомого Эмили по «Лаврам». Ели они в мрачной тишине. Эмили вдруг заметила отсутствие гудения, стрекота и жужжания насекомых. Видимо, астральная прерия обходилась без кузнечиков и цикад, жуков и мух.
Они кончили есть, и тут к ним присоединилась мадам Селяви. Без каких-либо упоминаний о своей вспышке она с аппетитом набросилась на еду. Когда она насытилась, Крукс заговорил об их положении:
– На мой взгляд, у нас есть только два варианта: оставаться здесь на нашем бесполезном корабле, пока не кончатся наши припасы и мы не поумираем от истощения. Или мы можем отправиться по этой мирной глуши на поиски чего-то или кого-то, кто сможет помочь нам. Кто-нибудь предложит что-то другое?
Все промолчали.
– Прекрасно. Поставим на голосование. Мистер Уитмен?
– Отвинтите замки от дверей! Отвинтите двери от петель! Если только час отделяет меня от безумия и радости, так не запирайте меня!
– Я рассматриваю это как предложение отправиться в путь. Мисс Дикинсон?
– Когда карета Смерти останавливается, в нее остается только войти.
– Еще
Это решение гальванизировало всех путешественников, и они принялись задело. Страусих подняли из трюма при помощи веревки. Двух предназначили для дам, остальных быстро нагрузили всеми имеющимися припасами. Трап был опущен, и взнузданных птиц свели по нему вниз. Вскоре к ним присоединились люди, осторожно ступившие на чуждую траву, однако тут же убедившиеся, что она, насколько они могли судить, ничем не отличалась от обычной земной.
– Остается только избрать направление, – сказал Крукс с компасом в руке.
Уолт сказал:
– Могу ли я сослаться на девиз одного моего товарища-журналиста? «Отправляйся на запад, юноша!»
– Другие предложения? Превосходно, значит, на запад.
Усадив Эмили и мадам Селяви боком, благопристойно, хотя и скользковато – Эмили на Норму, мадам на Церлину, – экспедиция отправилась в путь.
Через несколько сотен ярдов от корабля они остановились и обернулись бросить последний прощальный взгляд на шхуну.
– Прощай, моя прелесть! – крикнул Уолт.
Его прощальные слова будто повисли в воздухе, и путешественники вновь зашагали в зеленую неведомость под балдахином заката.
11
«Дел у травы нет никаких,
И я хотел бы сеном быть»
Эмили всегда любила закаты. Усердная Хозяйка, метущая многоцветной метлой, золотые Леопарды в небе, пурпурные Корабли на Море Желтых Нарциссов, Герцогиня, рожденная в пламени, Огни Рампы дневного Спектакля… Яркая небесная пунктуация фразы дня всегда представлялась ей одним из самых вдохновенных решений Бога.
Однако теперь, после восьми часов пути под тонко варьирующимися, но, по сути, повторяющимися цирковыми номерами буйного неба Обители Лета, Эмили пришла к выводу, что нисколько не огорчится, если больше никогда в жизни не увидит еще одно расцвеченное облако-клоуна. Теперь бессмысленное зрелище небес действовало ей на нервы, как нескончаемые завывания идиота. Эмили видела, что и остальные испытывают примерно то же.
Мадам Селяви на страусихе рядом с Эмили пребывала в унылой апатии и выходила из нее на краткий миг, только когда у нее возникало желание бросить злобный взгляд в сторону Эмили. Длинношеюю и оперенную кобылицу Эмили вел Остин, уставясь в неменяющуюся траву под ногами, как и Провидец Покипси, который вел страусиху мадам. Крукс и Саттон вели каждый свою цепочку навьюченных страусих и были поглощены собственными мыслями. Вообще-то говоря, из всех членов экспедиции все еще сохранял малую толику уверенности и бодрости один Уолт.
Певец Поманока вскоре взял на себя роль проводника остальных путников.
Шагая на несколько ярдов впереди них, он скрашивал первые часы пути декламацией некоторых своих воодушевляющих произведений.
– Невозмутим я! Вольно стою средь Природы, прямой промеж существ иррациональных, насыщенный, как они, пассивный, чуткий, безмолвный, как они. О, равновесие в себе противу всех невзгод, чтоб ночи, бури, голод, насмешки, беды, отказы мне встречать, как их встречают деревья и животные!
По завершении каждого стиха Уолт оборачивался и комично раскланивался, широко взмахивая снятой шляпой, а остальные останавливались и рукоплескали – подстегиваемые Эмили, которая хлопала громче всех, а страусихи пользовались случаем поклевать безграничное обилие корма, который, видимо, пришелся им по вкусу.