Стивенсон. Портрет бунтаря

Олдингтон Ричард

Как жанр «истории с привидениями», если только они не вышли из фольклора, стоят на одной из низших ступенек литературной иерархии. И Стивенсон, видимо сознавая это, написал «Окаянную Дженет» на шотландском диалекте, что помогает сделать повествование более приподнятым за счет включения вполне понятных для англичанина, но менее обыденных слов. Роберт Луис превосходно владел диалектом, и нельзя не пожалеть, что, помимо вышеупомянутой вещи, он использовал его лишь в диалогах, письмах и стихах, хотя, конечно, он вынужден был принести родной язык в жертву «публике», которая не смогла бы или не захотела бы читать целый рассказ, написанный по-шотландски. Сам Стивенсон критикует его, говоря, что он слишком специфичен, чтобы быть оцененным за пределами родины. Может быть, и так, но рассказ давно пересек шотландскую границу. Нужно отметить, что сам Стивенсон причислял «Окаянную Дженет» к рассказам «ужасов», и считать ее «историей

с привидениями» – значит рассматривать ее слишком узко. Темой рассказа является одержимость дьяволом, и как сама тема, так и ее трактовка дают нам еще одно доказательство и интереса Стивенсона к религии его отцов, и его борьбы с ней. Ставить «Окаянную Дженет» в один ряд с «историями с привидениями» и даже с обычными рассказами «ужасов» несправедливо, так как там проводится психологическое исследование души человека с мрачным религиозным темпераментом, который довел себя почти до маниакального страха, но противостоит этому страху с мужеством столь же глубоким, как его прокрустова вера.

Странно, что Колвин считает, будто «Веселые молодцы» были написаны позднее лета 1881 года. Ведь письмо, где Стивенсон определенно говорит о том, что им «сделано уже больше половины» этой повести, и дает почти такие же названия глав, какие мы видим сейчас, сам Колвин датирует июлем этого (1881) года! Иногда возникает чувство, что Колвин передоверил свои редакторские обязанности кому-то другому, чтобы самому заняться внутренней цензурой публикуемых им писем для неразумной и совершенно излишней реабилитации Стивенсона.

«Похититель трупов», несмотря на общепринятое мнение, хуже и менее страшен, чем «Дженет». В какой степени рассказ этот обязан Камми и ее сведениям о преисподней, трудно сказать; может быть, в основе его лежит одна из ее жутких сказок, ожившая под пером одаренного писателя, а может быть, и нет. Вопрос в другом: можно ли такое вторжение в душу считать искусством? Стивенсон здесь явно старался потрафить широкой публике, и те неумеренные похвалы, которые поклонники его таланта расточают этому нагромождению омерзительных подробностей, лишь показывает уровень их собственного вкуса. Следующим шагом будет фотография гроба с полуразложившимся трупом или кинолента, запечатлевшая насилие. Трагедия должна потрясать, но не устрашать; Шекспир, а не Гаррисон Эйнсуорт или Эдгар По.

Ни один разумный человек не предъявит подобных претензий «Веселым молодцам»; это подлинно трагическое произведение, великолепно сделанное от начала до конца. То, что создано Стивенсоном до «Веселых молодцов», независимо от недостатков, которые справедливо или несправедливо приписывают этим вещам, выдержало испытание временем в течение трех четвертей века – почти бессмертие для литературных произведений при их высокой смертности. В этой же повести Стивенсон на целый шаг опередил всех прозаиков своего времени. Кто из читавших «Веселых молодцов» может забыть описание бури? Спору нет, бурю заездили со времен Гомера, и после Стивенсона мы еще раз встречаемся с ней в «Тайфуне» Конрада и «Циклоне над Ямайкой» Ричарда Хьюза. Не умаляя достоинств ни той, ни другой из этих книг, давайте отдадим должное и Стивенсону – его буря на Шетландских островах настоящий шедевр, так же как образ старого грабителя потерпевших кораблекрушение морских судов, в душе которого борется безумие, раскаяние и религиозный фанатизм. И снова для того, чтобы понять сумасшествие дядюшки Гордона и возмездие, заключающееся в его смерти, мы должны знать религиозные верования и предрассудки Шотландии. Негр в этом рассказе – это тот же «черный человек, дьявол» из «Окаянной Дженет», но здесь он не просто страшилище, здесь он поднят до роли Немезиды. Если бы все знали гэльский [96] язык, следовало бы читать эту великолепную повесть только по-шотландски. «Веселые молодцы» с их моральными проблемами и высокими художественными достоинствами являются мерилом нашей способности оценить «подлинного» Стивенсона по сравнению с «популярным»; особенно это относится к эмоциональной религиозной символике трагического конца повести. Что до слога, послушайте-ка:

96

Язык шотландских кельтов.

«Хотя лето было в разгаре, ночь казалась чернее январской. Порой сумрачные отблески на мгновение рассеивали чернильный мрак, но в мятущемся хаосе небес нельзя было уловить причину этой перемены. Ветер забивался в ноздри и в рот, небо над головой гремело, как один гигантский парус, а когда на Аросe вдруг наступало затишье, было слышно, как шквалы с воем проносятся вдали. Над низинами Росса ветер, наверно, бушевал с той же яростью, что и в открытом море, и только богу известно, какой рев стоял у вершины

БенКайо. Дождь, смешанный с брызгами, хлестал нас по лицу. Вокруг Ароса всюду пенились буруны, и валы с непрерывным грохотом обрушивались на рифы и пляжи. В одном месте этот оглушительный оркестр играл громче, в другом – тише; общая масса звука почти не менялась, но, вырываясь из нее, господствуя над ней, гремели прихотливые голоса Гребня и басистые вопли Веселых Молодцов. И в эту минуту я вдруг понял, почему они получили такое прозвище: их рев, заглушавший все остальные звуки этой ночи, казался почти веселым, полным какого-то могучего добродушия; более того, в нем было что-то человеческое. Словно орда дикарей перепилась до потери рассудка и, забыв членораздельную речь, принялась выть и вопить в веселом безумии. Именно так, чудилось мне, ревели в эту ночь смертоносные буруны Ароса». [97]

97

Перевод И. Гуровой.

Если Стивенсон действительно написал такие три вещи («Окаянную Дженет», «Похитителя трупов» и «Веселых молодцов») всего за два месяца, он мог не бояться – болезнь и женитьба не ослабили его трудоспособности. А достигнув высот, каких он достиг в «Веселых молодцах» (которых сам скромно называет в письме «первоклассной повестью»), Роберт Луис мог к тому же увидеть, что поиски популярности и «монеты» при помощи рассказов «ужасов» на этот раз, во всяком случае, не помешали ему продемонстрировать свой художественный талант.

А вот можно ли это сказать о книге, начатой им во второй половине лета в Брэмере, спорили при жизни Стивенсона и спорят до сих пор. Когда в 1894 году Стивенсон послал Джерому К. Джерому, издававшему журнал «Айдлер», статью для серии публикаций современных писателей под названием «Моя первая книга», он выбрал в качестве ее «Остров сокровищ», хотя на самом деле это была его восьмая книга (издательство Кассел, декабрь 1883 г.), и параллельно выходили «с продолжением» еще несколько книг. Такой выбор являлся верным не только с деловой точки зрения – читатели хотели услышать именно об этой книге, – это было верно и потому, что «Остров сокровищ», хотя и не сразу, принес Стивенсону первый настоящий успех и создал ему имя у широкой публики, которая гордится тем, что ничего не понимает в искусстве, зато знает, какие книги ей по вкусу.

История о том, как был создан «Остров сокровищ», рассказывалась так часто, что читатель вряд ли выдержит еще одно повторение. Скажем лишь, что, написав несколько «ужасных» рассказов в угоду Фэнни, Стивенсон обратился к историям о сокровищах и пиратах, убийствах и штормах в угоду Ллойду и собственному отцу. Ллойд оказался здесь на высоте, так как его вкус, которому мудро последовал Стивенсон, разделяли подростки всех времен вплоть до наших дней.

Типично для Стивенсона то, что он видел «перст судьбы» в тех обстоятельствах, которые привели к написанию этой книги. Был Ллойд, и были (не такие уж редкие в северной Шотландии) мрачные, дождливые дни, и было увлечение Ллойда рисованием, в котором время от времени принимал участие и Луис. Он нарисовал карту несуществующего острова и населил его воображаемыми персонажами, – без сомнения, взятыми из коллекции страшных историй, которые его отец и он сам рассказывали себе перед сном, – и набросал вчерне оглавление.

«Это должна была быть книга для мальчиков; значит, никакой психологии и стилистических красот; и у меня был под рукой мальчик в качестве пробного камня. Женщины исключались».

Он нашел рецепт для успеха у англо-американской публики. Предположим, Флобера спросили бы, как он писал «Мадам Бовари». Разве он не мог бы ответить:

«Это должна была быть книга для взрослых, главный интерес ее заключается в психологии; в то же время это должна была быть весьма изощренная стилистически книга. Пробным камнем мне служили мое преклонение перед настоящей литературой и собственная совесть. Женщины в моем романе играют не менее важную роль, чем мужчины».

Возможно, дело в различии двух культур, но, по правде сказать, англичане в массе всегда терпеть не могли «Мадам Бовари», объясняя это тем, что она якобы скучна, а на французов наводит тоску «Остров сокровищ», и они удивляются, как его читают взрослые люди. У нас, англичан, совсем другое отношение к детской литературе, и самых больших наград удостаиваются писатели, способные написать такую книгу для детей, которую родители будут с удовольствием читать вслух своим отпрыскам. На «Острове сокровищ» Стивенсон нашел ключ, которым открывал сундук с деньгами Питер Пэн; возможно, Луису досталось не так много, как Алисе и Винни Пуху{Герои книг Барри, Кэррола и Милна, пользовавшиеся и пользующиеся огромной популярностью.}, но вполне достаточно, чтобы заставить нас восхищаться «романтикой судьбы».