Сто баксов на похороны
Шрифт:
– Ни хрена себе, это мы можем нарваться. – Барончик взглянул на Филю. Тот равнодушно махнул рукой.
– Надо икону брать. А потом еще к нему базарок имеется. Вообще-то уже можно. Слышь, Клен, не вы из деревни пацаненка увели? – спросил Филя.
– Какого пацаненка? – Клен удивленно посмотрел на него.
– А ты не в курсах? – Филя усмехнулся.
– Киднеппингом не занимаюсь, мне это…
– Чем не занимаешься? – не понял Барончик.
– Похищением детей.
– Точно? – уже безнадежно спросил Филя.
– Точней некуда.
– Телка
– Я же сказал, что не знаю. Она может через час приехать, а может вечером. Сейчас для нее время растяжимое.
– Крутая бабенка. Как бы нам не нарваться на неприятности, – негромко проговорил Барончик.
– Посмотрим, – снова буркнул Филя.
– Где ваш дядя? – спросил оперативник, потягивая пиво.
– Улетел, – улыбнулась Инна. – Сказал, что меня вполне сумеет защитить от моего беглого мужа доблестная милиция. Вы будете здесь, пока его не поймают?
– Сколько скажут, – усмехнулся он, – столько и будем. А вы, похоже, побаиваетесь Зуба?
– Он сейчас арестованный за убийство преступник, – вполне серьезно проговорила она, – который совершил побег, при этом ранив вашего коллегу. Сильно он его?
– Сильней не бывает, – буркнул оперативник.
– Как же так случилось?
– Давайте не будем об этом.
– Хорошо. А работа у вас опасная. И попадает от народа часто. Ведь согласитесь, – мило улыбнулась она, – не любят у нас милицию.
– Смотря кто, – буркнул он и, поставив чашку, встал. – Спасибо за кофе и бутерброд. – И шагнул к выходу из кухни.
– Секунду, может, вы с товарищами есть хотите? Я сейчас разогрею щи. – Инна шагнула к холодильнику и достала кастрюлю.
– Спасибо, – выходя, отказался оперативник. – Но мы сыты, не беспокойтесь.
– Вы товарищей спросите, – поставив кастрюлю на газ, посоветовала она. – Может, они будут?
– От кофе не откажемся, – услышала она голос другого. – А щи не будем. Спасибо. Если можно, кофе, и покрепче. Бутербродов не надо.
Зубов в темных очках сидел за рулем старенькой «тройки» и всматривался в подходивших к остановке людей.
– Она. – Зуб подался вперед. – Сучка! Значит, эту неделю ты в день работаешь. Лады. Мы с тобой перетолкуем, подстилка поганая.
Завел мотор и тронул машину. Проезжая мимо остановки, нашел взглядом молодую плотную женщину.
– Сучка поганая! – буркнул он и увеличил скорость.
– Где он? – спросила Нина.
– Черт его знает, – отозвался пивший чай Леха. – Второй день с утра уходит и приходит часов в пять. Ничего не говорит, но и ни о чем не спрашивает. Может, все-таки свалим? – уже не в первый раз предложил он. – А то чувствую затылком – влипнем мы с ним в историю. Посадят нас с тобой надолго и отгонят далеко-далеко. Оставим все, чтоб не искал, и сдернем.
– Я уже говорила, – сердито ответила Нина, – никуда не пойду. Меня все устраивает. Я уже говорила и скажу еще раз: если он мне что-то предложит, я пойду на это. Потому что Павел может все. С ним можно идти на что угодно, не боясь,
– Смелая ты стала, – усмехнулся Леха. – А чего же раньше…
– А что раньше? Садиться в тюрьму за жалкие гроши? Если уж воровать, так миллион! – Она вспомнила известную поговорку.
– За миллион и влупят по самое некуда.
– Сначала поймать надо. Я Павлу верю. И вот за эти дни поняла, как мы с тобой низко опустились. Даже не верится, что мы жили как… – Не найдя подходящего слова, Нина махнула рукой.
– Быстро ты себя королевой почувствовала, – усмехнулся Леха. – А если он сейчас придет и скажет: все, парочка милая, расстаемся. Тогда как?
– Никак. Если скажет, значит, разойдемся. И тогда сами что-нибудь думать будем. Эту же квартиру и обворуем. Здесь вещей много. И пусть он нас потом ищет, мне плевать. Так бичевать, как мы, больше не буду. Я сейчас и убить могу, если будет за что.
«В натуре, – подумал он. – Цепануло ее за живое. Пришьет и глазом не моргнет». Откинувшись на спинку стула, сказал:
– Я, наверное, тоже. Я сейчас даже спать на кровати не могу. Отвык, что ли? – усмехнулся он. – И заметила, по три раза в день моюсь. Не потому что грязный, а потому что боюсь, что сейчас все это кончится. И снова нужно будет собирать бутылки. Искать, кому помочь за сигарету. Если же червонец дадут, удивляться, что на доброго человека попали. И постоянно хотеть жрать. А если появляются какие-то бабки, заливать все желания водкой.
– Я этого тоже больше не хочу, – кивнула она.
– Но, с другой стороны, как вспомню тюрьму… – Он достал сигарету. – Там и при СССР не рай был, а сейчас вообще караул. ТБЦ болеет каждый второй, если не больше. Ты там не была, а я больше не хочу. Иногда слышишь, рассказывает какой-нибудь пижон, пальцы веером: мол, я в зоне жил кум королю и сват министру. Туфта все это. Видел я этих крутых. И…
– Зачем ты мне это говоришь? – спросила Нина. – Напугать хочешь? А забыл, как ты несколько раз говорил зимой – в тюрьме и то лучше. Помнишь?
– Бывали моменты. Там пусть и всего не хватает, но более-менее тепло и в баню раз в десять дней, но отведут. Но это так, наскоком такие слова говорятся. Когда кажется, что хуже и быть не может. Воля, она есть воля, и никакая тюрьма лучше быть не может. Это я тебе точно говорю.
Они услышали звонок в дверь.
– Пришел, – сказал Алексей. – Это он так звонит. Сейчас выйдешь, а он наверх поднялся. – Он пошел к двери. – Кто? – на всякий случай спросил он.
– Хозяйка, – услышал Алексей женский голос. – Пришла познакомиться.
Открыв дверь, увидел улыбающуюся стройную женщину в короткой юбке.
– Здравствуйте, – смущенно проговорил он. – Заходите.
– Привет, – вошла она. – Значит, вы и есть Павел? – улыбаясь, взглянула она на Алексея.
– Нет, – качнул он головой. – Я Глызин. А…
– Алексей, – засмеялась женщина. – Меня зовут Таня. Люба говорила обо мне?
– Конечно. Она сказала, что вы куда-то уехали и сдаете квартиру. Деньги мы ей отдали.