Сто бед (сборник)
Шрифт:
– А известно ли тебе, что в Сараеве не осталось ни одной свободной кровати?
– Откуда мне знать, дружочек? – отвечал Родё.
– Избили одного парня… Корреспондента Чешского агентства печати…
Мы вообще не понимали, о чем говорит отец.
– Родё, почему ты решил, что он бабник?
– Да ладно, это ж видно, дружочек! А я не слепой!
– И что ты ему сделал?
– «Какого черта ты забыл в моем доме»? – вот что я у него спросил. В ответ он залопотал что-то по-иностранному, тут я ему и вмазал! А моя женушка кинулась на меня! «Прекрати! – говорит. – Я сейчас все объясню!»
– Ты совсем свихнулся!
– Чего?
– Но, Родё, из неотложки сообщат в полицию, а там узнают, где его так отделали. И полиция живо до тебя доберется! Твоя жена заявила им, что сдала комнату иностранцу, чтобы на заработанные деньги поменять линолеум в кухне!
– А ты, – улыбаясь, подхватила моя мать, – избиваешь смертным боем невинного, словно новорожденное дитя, парня, потому что тебе привиделось, будто он бабник!
Мне решительно становилось не по себе.
– Азра, в этом нет ничего смешного!
– Да нет, очень смешно! Парень приезжает на Олимпийские игры, преспокойно снимает комнату… а его избивааают!
– Это недоразумение!
– Это-то и забавно!
– А если его теперь посадят на два года, ты по-прежнему будешь считать, что это смешно? – возразил отец.
– Нет! – воскликнул я, разражаясь рыданиями. – Он не виноват! Что бы ты сказал, если бы, придя домой, обнаружил какого-то типа, пользующегося твоими зубочистками?
Я выскочил из квартиры и, усевшись на лестнице, расплакался.
После разговора отца с Родё, накануне открытия Олимпийских игр, крупными хлопьями пошел снег. Ветру не удавалось пригнуть тополиные ветки, и он совсем взбесился. Блоки, на которых крепились веревки для сушки белья, скрипели, и мне становилось совсем тошно.
Было ли тому причиной мое беспокойство за Родё, которого, по словам отца, вот-вот должны арестовать, но в какой-то момент мне показалось, что мой мир рухнул. В тот же миг со стороны военного госпиталя показался «тристач» [16] , синий полицейский фургон. Я сразу перестал плакать и со всех ног бросился обратно в квартиру. Еще оставалось время, чтобы спрятать Родё в подвале.
16
«Тристач» – прозвище, данное в СФРЮ «Фиат-1300» и «Фиат-1500».
Отец замер, обхватив голову обеими руками.
– Так что… – спросила мать, – как мы поступим?
– А если мы его спрячем…
– И речи быть не может!
– Но почему?
– Прятать преступника – это правонарушение.
«Ладно, – подумал я. – Придется действовать мне».
– Лучше
– По-твоему, дружочек, это могло бы стать смягчающим обстоятельством? – спросил Родё.
– Да! Непременно!
– Мировая скорбь, видишь, какой я осел! Ты ничему хорошему от меня не научишься.
Одному Богу известно, как мне в голову вдруг пришла мысль.
– Я провожу тебя в участок, – предложил я, внимательно следя через окно за приближением мигалки.
– Вот молодец! Браво! Способности моего сына анализировать!.. – обрадованно воскликнул отец.
– Я готов. Вы не станете на меня сердиться, а? Ну что, небесные очи, вперед?
Мы спустились по лестнице, и в подъезде, когда Родё уже собирался выйти, я потянул его за рукав:
– Не туда! Полиция!
Растерянный Родё побежал следом за мной в подвал. Я снял замок и впустил его.
– Не стоит этого делать, дружочек.
Я едва успел запереть дверь, как раздались шаги. Двое полицейских в форме и еще один в штатском позвонили к нам в квартиру. Я снял крышку с нашего чана с капустой, вытащил оттуда несколько кочанов и перебросил в наполовину пустую кадушку Гаврича, соседа. Родё залез в чан поверх капусты, я поставил крышку на место и ушел. Не знаю, что отец с матерью могли рассказать полицейским, но третий, в штатском, отправился осмотреться на местности.
– Стыд-то какой! Народ, славящийся по всему миру своим гостеприимством!
– Я то же самое ему говорила! Но, как хотите, он человек не злой…
– Не злой?! Что о нас подумают, когда узнают, что мы избиваем людей?
– Вот и я о том же…
Полицейские посветили фонариками по углам подъезда и спустились в подвал. Сидя на корточках возле двери, я с чердака внимательно следил за всем происходящим и с облегчением вздохнул, увидев, что они поднимаются.
– Как я вам уже сказал, он решил сам сдаться властям, – объяснял отец. – Удивительно, что вас не предупредили.
Я просидел на чердаке еще почти полчаса и только потом спустился в квартиру.
– Ну что, все в порядке? – спросил отец. – Он сдался в участок?
– Я проводил его до кинотеатра «Стутеска». Он кивнул мне и сказал: «До встречи у вас, дружочек».
– Хорошо бы, чтобы у него на плечах была голова, а не кочан капусты и все бы закончилось благополучно!
– Да, это уж точно!
Вечер прошел спокойно, но мать с отцом все не могли решиться лечь спать. А я ждал этого момента, чтобы отнести Родё в подвал чего-нибудь поесть. Отец продолжал смотреть телевизор, а мать – вязать мне новый свитер.
– Но, Азра, мне больше нравятся тонкие свитеры!
– У меня нет денег, чтобы их покупать… – И она вновь принялась за свое рукоделие.
Я прилагал все усилия, чтобы спровадить их и накормить Родё. Но тщетно.
«Родё должен двигаться», – подумал я, прежде чем предложить:
– Квашеной капустки… Эх, хорошо бы…
– Не пойду же я так поздно в подвал, сынок!
– Ладно, – поднимаясь, сказал отец. – Я схожу.
– Да нет… не стоит. У меня вроде живот болит…
– Тогда никакой капусты и никакого витамина С. Поставь себе градусник и марш в постель.