Сто бед (сборник)

Кустурица Эмир

«Эх, – подумал он, – вот был бы я птицей! Или хотя бы козой!»

Козы скрылись, оставив за собой лишь треньканье колокольчиков. Звук постепенно исчезал, вскоре слышался только стрекот цикад. Стоило солнцу войти в зенит, их воодушевление тоже достигало апогея, и тогда казалось, что гора уже ничего не видит, а только слышит.

Коста разглядывал вершину. Он знал, что и на сей раз доберется до нее. Он не смотрел под ноги, частенько путающиеся в сутане. Достаточно самого незначительного камешка, чтобы он оступился и свалился вниз. Спотыкаться ему было привычно. При падении ему всякий раз приходилось переворачиваться вокруг своей оси, чтобы оказаться спиной к склону, и падать на набитый камнями мешок.

Так и теперь; разве что, падая, он заметил двух охотящихся соколов. Будто какая-то игра; приятное видение, посланное ему небом; воскрешение воспоминаний и мечтаний, которыми была отмечена его жизнь. На глазах Косты выступили слезы, но он быстро справился с собой. Соколы растворились в небе над долиной.

«У меня нет времени плакать», – подумал он.

Потому что перед ним высилась скала, которую ему предстояло одолеть на четвереньках и не оглядываясь. Стоит обернуться, и камни в рюкзаке потянут его назад и он упадет. Ему не страшно умереть. Просто жаль, что тогда не удастся лишний раз взобраться на вершину горы. Только этот подъем до сих пор поддерживал равновесие его жизни. Из-за того что Коста слишком сильно наклонился вперед, камень, лежавший у него в мешке на самом верху, вывалился прямо ему на голову. Он сделал остановку не потому, что устал. Коста подождал, огляделся, ничего не увидел. Его лицо выражало удивление и нетерпение. Обычно в этом месте он встречался с красноватой змеей. Каждый день, в одно и то же время, она выползала, зная, что сейчас здесь пройдет Коста. И всякий раз своим присутствием напоминала Косте о событиях, перевернувших его жизнь. Пока Коста удивлялся, что до сих пор не видит ее, чуть выше змея высунула головку из-за скалы. На мгновение мелькнул ее раздвоенный язычок, она медленно подползла. Коста вытащил солдатскую фляжку и плеснул молока в жестяную миску. Змея сразу принялась лакать, а Коста продолжил подъем.

Зацепившись за уступ, он в последний раз с тревогой оглянулся: опасны обе дороги – и та, что открывалась перед ним, и та, что здесь оканчивалась. Передумать и развернуться так же гибельно, как идти дальше. Он снял сутану, обвязал вокруг себя, распутал веревку, обмотанную вокруг тела, и взмахнул ею в воздухе, словно лассо. Свернутая в кольцо веревка со свистом взлетела. Убедившись, что она крепко зацепилась за скальный уступ, Коста прополз по кромке вдоль длинной стены, где любая ошибка могла оказаться роковой.

Его крестный путь к вершине скалы состоял из двух подъемов и трех спусков. Именно они представляли наиболее трудное испытание. Как и в жизни, необузданность заставляла его выбрать идущие вверх дороги, и ему казалось, что он преодолевал их с большей легкостью, нежели падения вниз головой. Ведь поперечные пути не предлагались, а спуски он освоил недостаточно. Они были навязаны ему историей и порожденными ею бедами. Коста знал, что теперь к жизни его привязывает только эта голгофа! Выдержат ли руки и эта дорога вес его тела? Прямо перед ним сходились в один уступ три хребта. При условии, что ему удастся три раза подряд залезть и спуститься, а потом, под конец, еще раз пройти через вершину, останется последний подъем, ведущий к возвышающемуся над городом пику.

Коста заметно устал. Схватившись за веревку, он подтянулся к вершине. Он был изнурен, пот ручьями струился по поднятому и перекошенному от усилий лицу. Но его глаза и улыбка по-прежнему освещали всю долину. Перевалив за второй хребет, Коста позволил себе соскользнуть вниз. Приблизившись к третьему, он испытал облегчение и улыбнулся. Теперь он знал, что, несмотря на крайнюю усталость, скоро увидит Младу.

Коста взобрался на скалу, застонал, вскрикнул от боли и наконец одолел последнюю вершину. Он побежал к началу последнего подъема и, точно в трансе, атаковал его, таща за собой мешок с камнями. Он споткнулся –

ноги уже не держали его, – рухнул на колени и перевалился на спину. Но не отступил.

До верха оставалось двести метров, которые Коста прополз. Теперь небо поменялось местами с землей, а земля заменила небо. Все перевернулось; он пятился задом. И вдруг замер. Прикосновение к какому-то черепу заставило его стремительно обернуться. Порывы ветра хлестали по горе; Коста заметил тоннель. В глубине его виднелось небо. Две летящие птички держали в клювах развевающееся свадебное платье. Обнаженная Млада выпрямилась во весь рост, птички вспорхнули, потом одновременно опустились. Млада надела подвенечный наряд. Она была счастлива. Коста прикрыл глаза. В тоннеле кто-то бросился в дальний конец, к небу: это убегала Млада. Коста со всех ног ринулся следом и быстро добрался до конца тоннеля. Но Млада прыгнула в озерцо и скрылась под водой. Коста тотчас прыгнул за ней. Оба нырнули. Но не могли найти друг друга. Вдруг под водой Косты коснулась какая-то рука. Он обернулся.

Раскат грома. Коста вздрогнул, очнулся от своего сновидения и снова посмотрел наверх. Небо разверзлось, и потоки дождя хлынули Косте на лицо.

Он поднялся и, словно движимый приливом каких-то животных сил, снова принялся бежать и карабкаться. С большим усилием мученик втащил свой привязанный веревкой и поясом мешок и достиг опушки, откуда город был виден как на ладони. Недоверчивым взглядом Коста в который раз оглядел четыре стороны света.

«Я снова достиг вершины», – подумал он.

Разбитый неимоверной усталостью, Коста направился к большому камню, где обычно отдыхал. В небе над ним пролетела ворона и глянула на него своими умными глазами. Она описала над братом Костой большой круг, который все же означал новый виток в его жизни. И лицо страдальца осветилось, несмотря на прерывистое дыхание.

Он снял пояс и веревку и сел. Когда биение сердца снова вошло в ритм, а дыхание восстановилось, он вытащил из мешка две грозди винограда и вместе со Священным Писанием положил на камень. Коста не видел, как на соседний валун уселась ворона. Он смотрел на долину, на опоясанный голой скалой город, и сердце его исполнилось тоской. И, плача тихими слезами, Коста следил за полетом двух соколов над бескрайней долиной.

Он бы еще долго плакал, если бы ворона не воспользовалась этим и одним прыжком не оказалась на камне, где лежал виноград. Коста обернулся, и слезы его высохли. Глядя, как птица клюет ягоды, он снова заулыбался.

Ценой неимоверных усилий Коста поднял над головой мешок и высыпал из него камни, которые только что принес на эту вершину над городом. Теперь он смотрел, как они катятся по скалистому склону. «Завтра, – думал он, – сложно будет начать все сначала, все столь же невыполнимое, каким оно было сегодня».

Странник в браке

Мой отец Брацо Калем обожал рассказывать о героических подвигах женщин. Любимыми его героинями были Жанна д’Арк, Мария Кюри и Валентина Терешкова. Но когда ему случалось вспомнить о роли матери в истории, его охватывало волнение, сорочка явственно трепетала в том месте, где находится сердце, отец ослаблял узел галстука и в конце концов заливался слезами.

– Мать Момо Капора [24] собственным телом закрыла своего маленького Момчило от сброшенной фашистами на Сараево бомбы. Сохранив ребенку жизнь, сама товарищ Капор погибла от взрыва!

24

Момчило Капор (1937–2010) – сербский писатель и художник.