Сто лет безналом
Шрифт:
— Тогда может это преддверие рая, — несмело предположил Олег.
— Поживем, увидим! — философски ответил Таранов.
— Господин Дубов, а что вы на все это скажете?
— Не знаю! — в который раз пожал плечами Прохор. — Что-то мне говорит, нужно идти в том направлении, — он указал рукой.
— Там что-то блестит, — прищурившись, заметил Олег. — Похоже, река… Да, точно река.
Дубов пошел вперед, за ним, словно воздушный шарик на веревочке полетел призрак. Сотников наклонился и сорвал бледный
— Обычные полевые цветы, — сказал он, догоняя ушедшего вперед Дмитрия.
— Не совсем обычные, — возразил Таранов. — Если я не ошибаюсь, я все-таки не ботаник, то это дикие тюльпаны. Асфоделы. Согласно мифам эти цветы произрастали в потустороннем царстве и его преддверии. Так что наш друг, — Таранов указал на Дубова, — не далек от истины.
Через полчаса ходьбы путешественники вышли на пологий берег небольшой петляющей речки.
— Смотрите! — воскликнул Сотников. — Вон там, где река делает петлю, виднеется небольшое строение.
— Двигаем туда! — распорядился Таранов.
Но, опомнившись, спросил у Прохора:
— Это по пути?
Дубов согласно кивнул. Минут через сорок они были на месте. Здесь, где река делала петлю, пологий берег превратился в высокий обрыв. На самом верху стоял рубленый просторный дом с высоким крыльцом. Над крыльцом была приколочена облезлая вывеска, на которой на неизвестном языке было что-то написано.
— Похоже на корчму, или харчевню, — заметил Сотников. — Еще бы надпись прочитать…
— Это на греческом, — сказал Прохор, пробежавшись глазами по вывеске, — по-русски звучит как «за упокой».
— За домиком ухаживают, — обратил внимание на свежеокрашенную дверь Сотников. — Значит, здесь кто-то обитает. Зайдем?
Они вскарабкались на обрывистый берег и вошли в корчму. Внутренне убранство забегаловки соответствовало всем канонам: ровные ряды лавок и столиков, небольшой потухший камин. Вот только запах и сырость указывали на то, что посетители в корчме бывают очень редко.
— Кхе, — донеслось из темного угла надсадное покашливание, — давненько у меня гостей не было. Да еще и таких странных.
Через мгновение перед путниками появился седобородый толстый старикан. Он щелкнул пальцами, и в камине сами собой воспламенились потухшие угли. Огонь озарил мрачный зал, превращая его в уютное заведение средней руки.
— Прошу!
Старик взмахнул руками, и тяжелые лавки приглашающе отодвинулись от стола.
— У-у-у! — воскликнул старец, заметив призрака. — Старому Харону тоже будет работа. Неужели Мирддин отменил свой запрет…
Неожиданно старик стушевался и прикусил язык. У гостей сложилось впечатление, что старик сболтнул лишнее.
— Проходите, садитесь, — после секундного замешательства пригласил старик. — От Ахеронта еще никто не уходил
— Но ведь Ахеронт — это река! — воскликнул Таранов.
— Река, — подтвердил старик. — Вы видели её, она протекает рядом с корчмой. А я речной старец Ахеронт, — старик напыжился, даже его седая борода встопорщилась. — Я и река — одно целое! По крайней мере, так было до богомахии, — добавил он шепотом.
— Но ведь это миф! — запротестовал Дмитрий. — Человек не может быть одновременно человеком и пароходом!
— А кто говорил, что я человек? — удивился старик. — Я речной старец… А вот вы кто?
Старец внимательно оглядел незваных гостей.
— Вы двое — люди! — наконец заявил хозяин корчмы. — Только есть одна странность, простые смертные столько не живут, сколько вам на роду написано! Вот этому, — Ахеронт ткнул толстым пальцем, похожим на сардельку, в грудь Таранову, — по-божески отвесили! А с тобой, — старик глянул из под кустистых бровей на Дубова, — разговор особый! С тех пор, как Гермеса осудили на вечное поселение в Тартаре, проводников больше не находилось. Для этого нужен особый дар и кадуцей… У тебя есть кадуцей?
Таранов оглянулся и посмотрел на Дубова. В руках Прохора ничего не было.
— А что такое кадуцей? — округлив глаза, наивно спросил Дубов.
— Кадуцей…
— Заткнись, придурок! — остановил толстого корчмаря дребезжащий старческий голос.
Никто из присутствующих не заметил, что в приоткрытую дверь корчмы протиснулся бочком тощий дед в грязном заношенном хитоне.
— Тебе что, Ахеронт, тоже в Тартар захотелось, — ехидно осведомился старик и мерзко хихикнул.
— Ты же никому не расскажешь? — испугался толстяк. — Во имя нашей дружбы, заклинаю…
— Ладно, приятель, не суетись — я пошутил.
Вошедший подмигнул Ахеронту, и тот облегченно вздохнул.
— Мне самому не по душе нынешнее положение вещей, — признался Харон.
— Как? — ахнул Ахеронт. — Ты же всегда лояльно относился к Мирддину.
— Когда осудили Гермеса, я, можно сказать, был счастлив. Но столетие тунеядства никому не идет на пользу, в том числе и мне. Я стал замечать, что дряхлею. Что-то происходит со мной… Со всеми нами. Я вижу, что и ты, толстый, не в лучшей форме.
— Так оно и есть! — согласился Ахеронт. — Расколотый мир — фикция! Скоро все полетит в тартарары!
— Вот! Надо срочно что-то предпринимать, и, я думаю, что наши гости вовремя появились здесь.
— Послушайте! — воскликнул Таранов, привлекая внимание старцев. — Не надо нас вмешивать в свои проблемы! Нам хватает своих! Может быть, вы объясните, куда мы попали?
— Как? Вы до сих пор не поняли этого? — изумился Харон. — Тогда нам предстоит долгий разговор. Ахеронт, дружище, накрывай стол! Гулять, так гулять!