Сто лет и чемодан денег в придачу
Шрифт:
Аллан затруднился сказать, как Хаттон в конце концов собирался решать это уравнение. Но зачем-то ему нужно знать, что представляет собой советский арсенал; зная это, он смог бы порекомендовать президенту Джонсону начать переговоры с Советским Союзом о ядерном разоружении.
Хотя теперь Джонсон больше не президент, так что… нет, Аллан ничего тут сказать не может. Политика — она ведь мало того что сама по себе довольно часто дело пустое, она еще и создает людям трудности на ровном месте.
Разумеется, Юлий как научно-технический руководитель всей советской ядерной оборонной программы знал все о ее стратегии, мощи и
Юлий понимал, чем пришлось пожертвовать Ларисе. И теперь — когда они по идее заработали пенсию и дачу на Черном море — жена проявляет еще большую самоотверженность, чем когда-либо прежде. Она никогда не жаловалась. Ни разу. Поэтому Юлий не мог не прислушаться, когда она сказала:
— Милый мой, любимый Юлик. Давай и мы вместе с Алланом Эммануэлем немножко послужим делу мира на земле, а потом уедем отсюда в Нью-Йорк. А ордена с медалями вернешь Брежневу, пусть он их себе в задницу засунет.
Юлий сдался и принял весь пакет предложений (за исключением пункта насчет орденов и задницы), и тут же Юлий и Аллан сошлись в том, что президенту Никсону вовсе не обязательно сразу рассказывать всю правду про советские ракеты — лучше его чем-нибудь порадовать. Потому что довольный Никсон сможет порадовать Брежнева — а если оба будут довольны, то может, дело обойдется и без войны?
Аллан только что завербовал шпиона при помощи плаката в публичном месте — и это в стране, где государство контролирует и отслеживает все и вся! К тому же в этот вечер на том же представлении в Большом театре присутствовал некий военный, капитан ГРУ, и некий штатский, председатель КГБ, оба, кстати, с женами. И оба обратили внимание — как и все остальные, — на мужчину с плакатом, стоящего на нижней ступеньке лестницы. Что касается дальнейших действий, то оба были люди слишком опытные, чтобы тут же поднимать тревогу и вызывать коллег. Если человек затеял что-то антисоветское, он не станет привлекать к себе внимание подобным образом.
Человек не может быть идиотом до такой степени.
Правда, еще минимум несколько более-менее профессиональных кагэбэшников и гэрэушников сидели в тот вечер в том самом ресторане, в котором имел место факт вербовки. Все они видели, что за девятым столиком человек плюется водкой, закрывает лицо ладонями, взмахивает руками, закатывает глаза и выслушивает попреки жены. Словом, обычное поведение обычного русского в ресторане — ничего, что заслуживало бы особого внимания.
Так и получилось, что политически глухой американский агент и политически слепой руководитель советской оборонной ядерной программы ухитрились состряпать стратегию по сохранению глобального мира, так что ни ГРУ, ни КГБ не сумели им помешать. Когда глава парижского отделения ЦРУ Райан Хаттон узнал о том, что вербовка состоялась и скоро поступят первые результаты, то сказал себе, что этот Карлсон, пожалуй, профессиональнее, чем поначалу кажется.
Большой театр обновлял репертуар три-четыре раза в год. К тому же не реже чем раз в год на его сцене шли гастрольные спектакли, вроде тех гастролей Венской оперы. Поэтому несколько раз в году Аллану и Юлию Борисовичу представлялся случай незаметно встретиться в роскошном гостиничном
Результатом Аллановых разведывательных донесений стало то, что штаб президента Никсона в начале семидесятых начал обрабатывать Москву на предмет встречи на высшем уровне для обсуждения взаимного разоружения. Никсон чувствовал себя уверенно: ведь США сильнее Советского Союза.
Генеральный секретарь Брежнев, со своей стороны, не имел ничего против договора по разоружению, поскольку, судя по тем разведывательным донесениям, которые приходили к нему, Советский Союз был сильнее США. Но все осложнилось, когда уборщица отдела расследований ЦРУ продала ГРУ в высшей степени странную информацию. Она нашла документ, присланный из парижской штаб-квартиры ЦРУ, в котором намекалось, что у ЦРУ есть шпион, внедренный в святая святых советской атомной программы. Но дело-то в том, что сведения от этого шпиона не соответствовали действительности. Если Никсон хочет разоружаться на основании того, что сообщает в Париж советский мифоман, то Брежнев, конечно, не возражает. Однако история настолько запутанная, что сперва надо бы ее обдумать. По крайней мере, найти этого мифомана.
Первое, что сделал Брежнев, — это вызвал научно-технического руководителя своей ядерной программы, надежного и проверенного Юлия Борисовича Попова, и попросил его проанализировать, откуда к американцам может поступать дезинформация. Потому что хотя в том тексте, что получило ЦРУ, советская ядерная мощь сильно недооценивается, однако сами формулировки выдают уровень осведомленности, который не может не вызывать определенных вопросов. Так что без экспертной помощи Попова не обойтись.
Попов прочитал то, что сам сочинил вместе с другом Алланом, и пожал плечами. Такое может накропать любой студент, пролистав несколько книжек в библиотеке! Товарищу Брежневу не о чем беспокоиться, если товарищу Брежневу интересно мнение простого физика.
Разумеется, интересно — для того Юлия Борисовича и пригласили. И Брежнев сердечно поблагодарил научно-технического руководителя ядерной программы и передал привет Ларисе Александровне, очаровательной супруге Юлия Борисовича.
Покуда КГБ понапрасну вел в библиотеках негласный контроль за литературой по ядерной физике, Брежнев продолжал обдумывать, как ему отнестись к неофициальным предложениям Никсона. Вплоть до того дня, когда — о ужас! — Никсон получил приглашение в Китай, к толстяку Мао Цзэдуну! Брежнев и Мао только что как раз послали друг дружку к чертовой бабушке, всерьез и надолго, и теперь была опасность, что США и Китай сколотят гнусный альянс против СССР. Такому, разумеется, не бывать!
На следующий день Ричард Милхауз Никсон, президент Соединенных Штатов Америки, получил официальное приглашение посетить Советский Союз. За чем последовала напряженная закулисная работа, в результате чего Никсон с Брежневым не только обменялись рукопожатием, но и подписали два отдельных соглашения по разоружению; одно касалось противоракетных ракет (договор о ПРО), другое — стратегических вооружений (ОСВ). А поскольку подписание договоров имело место в Москве, Никсон воспользовался случаем, чтобы пожать руку еще и агенту в американском посольстве, который так отменно снабжал его информацией о советской ядерной мощи.