Сто одно стихотворение
Шрифт:
и сочинял свой дивный бред.
Его кормили с ложки дети,
а он рычал на них как лев,
и как-то за поступки эти
он претерпел Господний гнев.
Отобрана была стремянка.
Он плакал, бился над собой,
работал над японской танка
и спать ложился чуть живой.
А Боженька глядел сквозь тучи,
стремянку пряча под себя,
и говорил: "Уже ты круче
напишешь вряд ли. Бя-бя-бя!"
Олег
такой убийственной судьбе,
и, знаете, он не напился,
а вышел рыцарем в борьбе.
На все глядеть стал с снисхожденьем,
благословлять всех и прощать,
и занялся церковным пеньем,
чтоб взор к Стремянке обращать.
31 июля 1996 г.
***
Олег Василич Филипенко
был скромен до нельзя в быту.
Он занимал одну времянку,
а мясо отдавал коту.
Он спал на сломанном диване,
не замечая неудобств,
и в облупившейся ва... ванне
растягивался во весь рост.
Олег Василич был послушен
судьбе и зря не унывал.
К гостям и барышням радушен,
он лишь с клопами воевал.
А если видел новых русских
в их неприглядной красоте,
он семечки пред ними лускал, -
короче, был на высоте.
Олег Василич в "Мерседесе"
сидел так просто, так легко,
как будто вырос он в Одессе
и с детства с роскошью знаком.
На самом деле пофигистом
он просто был и потому
и с президентом, и с артистом
легко беседовать ему.
Хоть он рефлексии нечуждый,
но ум его, как инструмент,
не обнаруживал без нужды
свое присутствие в момент.
Из чашки пил вино и кофе
наш неудачник и поэт.
Он в ресторане в Дюссельдорфе
предпочитал всему омлет.
Короче, был во всем великим
Олег Василич, хоть друзья
его клянут, зовя двуликим,
но нам судить его нельзя!
7 августа 1996 г.
***
Олег Василич Филипенко
великий русский был поэт.
Им создавалася нетленка,
и он носил в груди секрет.
Бывало, с кем-то в разговоре
замолкнет вдруг и погрузит
вовнутрь взгляд, а после в горе
вздохнет так тяжко, паразит.
Иль кажется ну вот, ну вота,
он стал как все, такой же хер
как ты да я, ан, глядь, зевоту
скрывает подлый лицемер.
Ему
с тобою, друг, дичится нас.
Он не поет российских песен,
а лишь смеется, пидарас.
Он новый гимн писать не хочет
для переменчивой страны,
и потому шестерка строчит
нам эти тексты без вины.
Да полно, есть ли в самом деле
в его душе секрет? Боюсь,
что он валяться на постели
способен только, подлый гусь.
Давайте развенчаем, люди,
пока не поздно подлеца,
тряхнем разок его за груди
и в школу вызовем отца.
Пускай посмотрит на созданье
свое, а то немудрено,
что люди терпят наказанье
за то, что все кругом говно.
Олег Василич Филипенко
ничтожный, мелкий человек.
Нам это ясно. Евтушенко -
вот кто велик, могуч навек!
1 августа 1996 г.
***
Олег Василич Филипенко
носил в душе избыток чувств
когда был помоложе. Стрелку
он забивал в саду искусств.
Там он встречался с музой, с горним
сознанием, и навсегда
запомнил тот чудесный вторник
шедевр он написал когда.
И долго, долго он носился
с своим шедевром по местам,
где критик рыкает, дивился
их непотребным головам.
Ушей ослиных, просто задниц
вместо голов он столько зрел,
что очутился среди пьяниц,
чтоб не смотреть на беспредел.
Олег Василич Филипенко
еще велик и потому,
что вновь подняться смог, хоть Генка,
браток, и залетел в тюрьму.
Сухим из вод он снова вышел,
за это я его люблю,
хоть стал он поспокойней, тише,
и не кричит уж: "Застрелю!"
Теперь на все глядит он просто,
быт наш простой зауважал,
и стал для творческого роста
он наблюдать природу стал.
Такой вот милый и хороший,
простой и умный человек
живет средь нас и любит кошек,
артистов, пьяниц и калек.
4 августа 1996 г.
ИЗ ЦИКЛА 'ДЕТСТВО. В ДЕРЕВНЕ'
II
Звёздная, чёрная, тёплая ночь.
Слышатся возгласы с моря.
Мама ушла на концерт в Дом культуры,
как бы чего не случилось.
Где-то в крапиве стрекочут сверчки,