Сто страшных историй
Шрифт:
Позор! Торюмон Рэйден, ты совсем рехнулся?
Что-то я сегодня плохо соображаю. Саке перебрал, что ли? Мэмору – уличный разносчик, он на шесте корзины с товаром таскает. Вон, кстати, и корзины – под вторым навесом вдоль забора. Ни дать ни взять, гнезда исполинских птиц. В каждую взрослый мужчина забраться может; а если сложится в три погибели, его и видно не будет.
Из-под крышки колодца повалил густой белый дым. От неожиданности я отступил на шаг, потянул носом. Запах показался знакомым. Ну точно! Это не колодец, а коптильня для тофу. Вот вам и первый день после
Соберись, тряпка!
Судя по ароматам, долетавшим из фальшивого «колодца», там коптился жареный творог с чесноком и пряными травами. Рот наполнился слюной, в животе взвыли гулящие коты. Надо было и самому купить пирожков! Сейчас я отлично понимал Мэмору, спешившего перекусить при всяком удобном – а хоть и неудобном! – случае, даже рискуя навлечь на себя гнев должностного лица.
Небось, за обе щеки суп наворачивает, перерожденец! Хоть бы из приличия угостил, что ли? О чем я думаю?! Я пришел сюда проводить дознание, а не брюхо набивать…
Из дома объявилась женщина: серая застиранная одежда из домотканого полотна, соломенные лапти. Волосы хозяйки были наспех сколоты деревянными, больше похожими на занозы шпильками в подобие самой простой прически. Завидев меня, женщина упала на колени, ткнулась лбом в землю:
– Господин!
После чего, с еще большим проворством вскочив на ноги, она кинулась к коптильне: проверить, не подгорел ли тофу.
– Торюмон Рэйден! – гаркнул я. – Дознаватель службы Карпа-и-Дракона!
Небось, за три дома слышно было. Пусть слушают, мне еще свидетели понадобятся. Лучшие свидетели, как известно, соседи: проверено многократно.
Женщина замерла над коптильней. Втянула голову в плечи, словно в ожидании удара. Бережно опустила на место крышку, развернулась ко мне, вновь упала на колени.
– Ты жена Мэмору?
– Да, господин.
– Как тебя зовут?
– Асами, господин.
– Тебе известно, что твой муж сделал заявление о фуккацу?
Пауза. С медлительностью смертельно больного человека Асами подняла голову. Я успел поймать ее взгляд, где испуг мешался с растерянностью, после чего хозяйка вновь уставилась в землю.
– Нет, господин.
Ответ был лишним. Я и так понял, что Мэмору не поставил жену (невестку…) в известность о своем решении.
– Я задам тебе вопросы. Потом ты задашь вопросы своему мужу. Тебе ясно?
Еще один перепуганный взгляд:
– Вопросы? Моему мужу?!
Предложи я ей сжечь храм, и то она поверила бы быстрее.
– Да, Асами, – произнес я как можно мягче. – Вопросы твоему мужу Мэмору. Он сам пришел в нашу службу, сам захотел, чтобы мы провели дознание. Не бойся, я подскажу, о чем спрашивать.
– Да, господин. Как скажете, господин.
Она все равно боялась. Тут я ничего не мог поделать.
– Твой муж сейчас в доме?
Я прекрасно знал, где находится Мэмору. Я просто надеялся, что безобидный вопрос успокоит женщину.
– Да, господин. Он ест.
Уже лучше. Хоть пару слов от себя добавила.
– Пусть ест, это ничего. И пусть никуда не уходит. Ты тоже будь здесь.
– Да, господин.
– Они знали его мать?
– Мать Мэмору? Она умерла, господин!
– Мне известно, что она умерла. Ваши соседи хорошо ее знали?
Пауза. Растерянность. Сомнение. Мне не требовалось видеть лица Асами, чтобы все это уловить.
– Не знаю, господин. Наверное, господин.
– Продолжай, не бойся.
– Эйта ее хорошо знал. Мы у него тофу на продажу берем.
Не дожидаясь следующего, вполне очевидного вопроса, Асами указала рукой в сторону соседнего дома. Ну, уже что-то. Для начала хватит.
– Жди меня. Оба ждите: ты и твой муж. Я вернусь со свидетелями.
– Заявление о фуккацу? Свидетелем? А что, могу и свидетелем!
Эйта – румяный старичок-колобок – был живым воплощение бога Дарумы, подателя счастья и радости. Обнажен по пояс, являя взорам внушительный живот, Эйта степенно оглаживал то свое впечатляющее вместилище счастья, то седенькую бородку. Когда он радостно улыбался, а он это делал постоянно, от глаз разбегались веселые лучики морщинок. При этом Эйта не забывал помешивать кашицу из перетертых соевых бобов – варево бродило в огромном котле, под которым едва теплился огонь очага.
– Сейчас, оденусь только…
И завопил во все горло:
– Айна! Айна! Иди сюда, пригляди за котлом.
Кисловатый запах, что шел от котла с будущим тофу, был не слишком аппетитным. Тем не менее, голод мой разгорелся с новой силой. Что за напасть такая сегодня?! Отвернувшись, я сглотнул наполнившую рот слюну. Из дома вприпрыжку выбежала совсем еще юная девушка в нарядном кимоно цвета весенней листвы. Дочь? Вряд ли. Внучка, не иначе. Зарделась, увидев меня, низко поклонилась – и, с привычной ловкостью подвязав рукава, сменила деда у котла. Плоской деревянной мешалкой она орудовала не хуже Эйта, при этом успевая коситься на меня и улыбаться украдкой.
Вот ведь! Настоящий дом радости. Сам не заметил, как настроение поднялось. С немалым трудом я стер с губ ответную улыбку. Я при исполнении! Некогда нам девчонкам глазки строить.
– Как оденетесь, идите во двор Мэмору. Ждите там.
4
Кушай, бабушка!
Пока Асами бегала в дом за циновками и подушкой (циновки – всем присутствующим, подушка – лично господину дознавателю), пока расстилала циновки во дворе, то и дело прерываясь на досмотр коптильни – не пригорает ли тофу… Подготовка к началу дознания затягивалась, ускорить ее вряд ли было возможно, и я от нечего делать бродил по двору – сколько там того двора? – а позже свернул за дом. Узкий проход между забором и западной стеной жилища вывел меня в скромный сад. Три абрикоса, одна сакура – и буйные заросли бурьяна, где с легкостью укрылась бы небольшая армия хитоцумэ-кодзо: одноглазых мальчишек-призраков, тех еще пакостников, если верить рассказчикам страшных историй.