Сто Тысяч Королевств
Шрифт:
Я опустила глаза — сердце защемило от боли. Я слишком долго пробыла в Небе — и уже не доверяла даже себе.
— Я не убивал твою мать, — тихо сказал Декарта.
Я вздрогнула. Он говорил тихо, поначалу мне показалось, что я плохо расслышала.
— Что?..
— Я не убивал ее. Я бы никогда ее не убил. Если бы она не ненавидела меня так, я бы умолял ее вернуться в Небо. Даже тебя привезти.
Я глазам своим не верила — по щекам Декарты текли слезы. Он плакал. И с ненавистью смотрел на меня — сквозь слезы.
— Я бы даже попытался полюбить
— Дедушка! — подала голос Симина.
Оклик прозвучал нагло — мол, чего ждешь, начинаем!
— Я могу понять ваше теплое отношение к нашей кузине, но…
— Замолкни! — рявкнул на нее Декарта.
Под взглядом волчьих, бледно-серых глаз она смутилась.
— Ты понятия не имеешь, как близок я был к тому, чтобы убить тебя, получив известие о смерти Киннет.
Симина вытянулась и замерла — прямо как Декарта. Но приказа не исполнила — еще бы она повиновалась.
— Право убить Киннет принадлежало лишь вам, дедушка. Но я к ее смерти не имею отношения. Ни она, ни ее дочка-дворняжка меня никогда не интересовали. Я даже в толк не возьму, почему она выбрана жертвой для сегодняшней церемонии.
— Я хотел узнать, Арамери она или нет, — очень тихо ответил Декарта.
И посмотрел на меня. Сердце успело стукнуть три раза, пока я наконец догадалась, что он имеет в виду. И кровь отхлынула от лица.
— Ты думал, что это я ее убила, — прошептала я. — Всеотец, ты и впрямь в это верил…
— Убивать тех, кто дорог нашему сердцу, — древняя традиция нашей семьи, — холодно отозвался Декарта.
За нами небо на востоке стало светлым и ярким.
Я шипела и плевалась. Мной владела такая свирепая ярость, что не получалось и трех слов выговорить — а когда получилось, я заговорила на даррском. И только потом поняла, что Декарту мои несвязные проклятия скорее смутили, чем обидели.
— Никакая я не Арамери! — рявкнула я, сжимая кулаки. — Вы пожираете ваших же детей, вы жиреете на чужом страдании — как чудища из старой сказки! Я никогда не буду одной из вас — разве что по крови, и я бы избавилась от нее, будь моя воля!
— Возможно, ты и вправду не одна из нас, — отозвался Декарта. — И теперь я вижу, что ты невиновна. Убив тебя, я лишь уничтожу все, что от нее осталось в этом мире. И в глубине души я жалею об этом. Но не буду врать, внучка, — твоя смерть обрадует меня. Потому что ты забрала ее у меня. Она уехала из Неба, чтобы быть с твоим отцом и родить тебя.
— А ты никогда не думал, почему она так поступила?
Я обвела рукой стеклянную комнату, в которой собрались родственники и боги ради того, чтобы увидеть мою смерть.
— Ты убил ее мать. Интересно, что ты себе думал — что она… смирится с этим?
И в первый раз за все время я увидела в глазах Декарты проблеск человечности. Он печально улыбался, и в этой улыбке сквозила горечь:
— Да, я так думал. Глупо с моей стороны?
Я невольно улыбнулась — так же, как он.
— Да, дедушка. Очень
И тут Вирейн дотронулся до плеча Декарты. Над восточным горизонтом показалось золото — яркое и предостерегающее. Занималось утро. Время исповедей и признаний подходило к концу.
Декарта кивнул, потом долго смотрел на меня. Затем очень тихо сказал:
— Прости.
Одно извинение — за все проступки.
— Нам пора начинать.
И даже тогда я не знала, чему верить. Я не указала на Вирейна как на убийцу матери. Для этого еще оставалось время. Я могла бы попросить Декарту разобраться с ним до того, как завершится ритуал, — чтобы почтить память Киннет. Я не знаю, почему я… Нет. Я знаю. Я думаю, что в тот миг месть и семейные тайны перестали для меня значить что бы то ни было. Какая разница, из-за чего умерла мать? Она не воскреснет, если я узнаю. Какой мне прок от того, что ее убийца будет наказан? Я тоже не воскресну. Моя смерть и ее смерть так и останутся просто смертью. Бессмысленной смертью.
Не бывает просто смерти, дитя. В смерти всегда есть смысл. Ты скоро поймешь это.
Вирейн медленно двинулся в обход комнаты. Он поднял руки, запрокинул лицо и — не замедляя шага — заговорил:
— Отец неба и земли под ним, владыка творения, услышь слуг, снискавших Твое благоволение. Мы умоляем Тебя — направь нас через хаос перехода власти.
Он остановился перед Реладом — в сероватом свете утра его лицо стало совсем восковым. Я не видела, что сделал Вирейн, но вдруг сигила Релада ярко вспыхнула белым светом, как крошечное солнце. Он не сморщился и не показал, больно ли ему, хотя полыхающий огонек на лбу подчеркнул его бледность. Кивнув сам себе, Вирейн пошел дальше и оказался у меня за спиной. Я обернулась, чтобы не терять его из виду — почему-то мне становилось не по себе, когда он пропадал из поля зрения.
— Мы просим — помоги нам подчинить врагов Твоих…
Нахадот отвернулся от поднимающегося над горизонтом солнца. Черная аура начала испаряться — прямо как в ночь, когда Симина пытала его. Вирейн дотронулся до лба Нахадота. Из ниоткуда на нем появилась сигила — тоже белая, яркая, и Нахадот зашипел, словно знак добавил ему страдания. Но аура прекратила истекать черным, и когда он, тяжело дыша, поднял голову, утренний свет более не беспокоил его. Вирейн двинулся дальше.
— Мы просим Тебя благословить избранных Твоих, — проговорил он и дотронулся до лба Симины.
Она улыбнулась, когда сигила вспыхнула, и яркий белый свет высветил ее строгие черты, добавив им хищности.
А потом Вирейн подошел и встал прямо передо мной. Нас разделял только постамент. Когда он прошел мимо, я снова посмотрела на Камень Земли. Вот уж не думала, что столь могучий предмет будет выглядеть так обыденно.
Комок непонятно чего вздрогнул. И на мгновение показался прекрасный, совершенный серебряный росток — а потом растаял, оставив лишь бесформенную черную луковицу.