Сто затей двух друзей. Приятели-изобрететели

Головин Валентин Александрович

— Погодите, лакомки, до вечера, и вы увидите, от чего и девочки и мальчики оближут пальчики, — сказал загадочно Ромашкин.

Настал вечер. Пуговкин нес завернутую в газету какую-то таинственную коробку.

— Тут конфеты? Печенье? Шоколад? Пирожные? Торт? — засыпали его вопросами девочки.

Не разворачивая коробки, Витька произнес маленькую речь:

— Помните, когда вы копировали рисунки с простым стеклом, все получалось шиворот-навыворот? А если начать срисовывать через зеркало, то какое изображение видно в зеркале? На рисунке оно будет точь-в-точь такое, как видит наш глаз. Вот посмотрите. Тут Пуговкин наконец-то развернул свой загадочный

сверток, и девочки увидели картонную коробку без дна, в верх и в середину которой были наклонно вставлены два зеркала. Нижнее зеркало было с хитростью — через него все видно насквозь. Оно было исцарапано частыми черточками вдоль и поперек и наполовину отражало и пропускало световые лучи. Витька нарисовал чертеж хода лучей, и стало понятно, как происходит двойное переворачивание изображения в таких зеркалах и почему рисунок получается правильным. Ведь в нижнем, процарапанном зеркале были одновременно видны и неискаженное изображение и лист бумаги с рисующей рукой.

Ребята гордо назвали этот прибор «Друг художника». А девочки тут же, смеясь, добавили:

— Художника-лентяя, которому лень самому рисовать с натуры.

Обидевшись, друзья ушли, слегка охладев к оформительским делам. Их ждали другие увлечения.

День флота

Двое — не один, маху не дадим.

Пословица

Утро было тихое и безоблачное. В лесу после ночи еще сохранялась душистая прохлада. В густых ветвях звонко чирикали и заливались пичуги.

Два друга спозаранку направились к речке. Шли они, как всегда, рядом. Сначала разговор велся о ссоре с тремя подружками. Решили — обижаться долго на них не стоит, уж такой народ девчонки, на все у них хиханьки да хаханьки, вечно в запасе два хи-хи, три ха-ха. Потом спели на мотив:

«Ах вы сени, мои сени» свою незатейливую песенку:

Солнце, воздух и вода Нам товарищи всегда! Захотим коль отдохнуть, Мы к воде направим путь. Речка, озеро иль море Унесет любое горе. Нам товарищи всегда Солнце, воздух и вода!

— Витька, а ты ТНК не забыл? — спросил Ромашкин.

— Еще с вечера в штаны сунул. А сегодня утром взял хлеба с маслом и ниток прихватил.

— Что же ты, Пуговкин, пуговки какие хочешь куда пришивать? Или штопку какую затеял? Или удочку сделаешь — порыбачить собрался?

— Нет, нитки — это тайна! — ответил важно Витька.

И потом, нарочно подозрительно осмотрев все вокруг, прошептал другу на ухо: — И не простая тайна, а военная. Держи язык за зубами, не проговорись, а то плохо будет.

— Ну, и у меня есть не только ТНК, но и свой военный секрет, — и Мишка показал несколько пустых коробок из-под спичек. В одной было с десяток обыкновенных булавок.

— Ха-ха! Вот так военный секрет! Да ты просто букашек и таракашек коллекционировать задумал, — засмеялся Витя.

— И

ты отгадчик липовый.

Так и шли они, неся в потертых штанах ТНК, нитки и коробки и в вихрастых головах — необыкновенные тайны и секреты. Лесная тропка то вилась меж кустов орешника, то устремлялась в темный ельник, то выбегала на веселую светлую лужайку.

Да, я забыл сказать, что означает ТНК. Это три вещи: тетрадь в клеточку, ножик перочинный, карандаш простой.

Их ребята вечно таскали с собой.

— Но в чем же твоя тайна? — не унимался Ромашкин.

— А в том, как до обеда наделать штук двадцать-тридцать парусных и моторных лодок и кораблей, — ответил загадочно Витя.

— А твой прапрадед случайно не был немецкий барон?

— Какой еще такой барон?

— А Мюнхгаузен. Вот он врать-то был мастак! Может, по наследству у тебя от него и это вранье, — сказал, улыбаясь, Миша.

— Ну что ж, увидишь, часика через два-три они будут, — упрямо заявил Пуговкин.

— Знаю, знаю. Поймаешь на свою катушечную нитку сказочную щуку. По твоему хотенью, по щучьему веленью все водоемы и заполнятся кораблями, — ехидничал Ромашкин.

— Знаешь что, — произнес Пуговкин, — хватит балаболить! Помоги-ка лучше собрать побольше сухих прутиков и веток.

— И эскадра возникнет из пламени костра, как чудесная птица Феникс. — снова съязвил Мишка. Но все ж стал подбирать по пути валежник.

Они пришли к говорливой лесной речушке, извивавшейся в зарослях ивняка и ольхи.

Тут Пуговкин, вынув нитки, быстро изготовил ив прутиков два одинаковых лука и сказал:

— Наши плавающие модели лодок и кораблей мы сделаем не из бревен и досок, а из прутиков. Гляди-ка, — тут Витька связал концы двух сучков. — Видишь, получилась схематическая плавающая модель любого судна. Хочешь парусную лодку, тогда ставь на нитяных расчалках одну мачту с парусом из бумаги. А если трехпарусный корабль — крепи три мачты.

Пуговкин вырвал из тетрадки пару листков и превратил их в паруса. Вскоре трехмачтовик и лодка гордо закачались на речных волнах.

— Выходит, такой флот можно сделать быстро, как в поговорке: тяп, ляп — готов корабль, — восхитился Мишка. — Ну, а при чем тут особая военная тайна?

— Да при том, что встретил я вчера пионервожатую, а она и говорит: «Подумай-ка, Пуговкин, чем поярче отметить День Военно-Морского Флота». Вот я и решил устроить на пруду. Для всех большую праздничную регату — так называют состязание парусников. Военный день на носу, а носы наши коротковаты, значит близко. Пришлось выдумать лодки и корабли не из досок и бревен или фанеры, а из прутков и веток.

— Да их и делать просто, — отметил Ромашкин.

— Будет просто, коль подумаешь раз до ста. Любое изобретение — дитя терпения. А я не сразу докумекал до таких простейших водоплавающих моделек. Пришлось с вечера дать себе заказ, чтоб утром проснуться пораньше, ведь сам говоришь: утро вечера мудренее. А теперь мы на наши лодочки поставим моторы разных систем: «РП-1», «РП-2», «РП-3», — предложил он.

— А где взять такие моторы тут, в лесу? — недоумевал Ромашкин.