Стоим на страже
Шрифт:
Такое состояние владело Апраксиным долго. И лишь в умывальнике, когда Невьянов начал плескаться под тугой струей из-под крана, широко, враскорячку расставив ноги, чтобы не забрызгать сапоги, Апраксина обдало ознобом. Под лопаткой Невьянова обнаружилась глубокая треугольная вмятина, провал, затянутый грубой бугристой кожей.
— Плесни-ка, лейтенант, на спину, — разорвал его оцепенение голос Невьянова.
Лейтенант не вдруг сообразил, что от него требуется.
— Краны тут низкие, никак, понимаешь, не подлезешь. Прежде-то на улице умывались, из ведра.
Апраксин направил струю на покатую спину подполковника, стараясь, чтобы ледяная вода не достигла ужасной вмятины.
— Ух, дьявол, хорошо!.. — Невьянов даже зарычал от удовольствия, закряхтел. — Да сливай, сливай, лейтенант, не бойся. Ах ты! Прямо по нервам!
Как завороженный Апраксин смотрел на загадочную мету. Старался представить себе возможное происхождение этого шрама, но ничего героического и мало-мальски похожего на геройство в облике грузного подполковника не угадывалось, а спросить Невьянова напрямую лейтенант постеснялся.
Свежий после мытья, гладко выбритый, Невьянов наконец принял обстоятельный доклад начальника заставы. В скудно обставленной канцелярии, без намека на малейшие излишества, какой-либо посторонней вещицы, довольно прозаично звучали все эти цифровые данные, которые начальник заставы перечислял без запинки, а Невьянов все равно слушал Апраксина с удовольствием, будто внимал стихам.
Нравилось подполковнику, что по ходу рассказа Апраксин, не глядя на ряды переключателей, щелкал нужными тумблерами, и на электрифицированной схеме участка заставы попеременно обозначались крошечными лампочками то рубежи прикрытия, то линия границы, то изгибы дорог.
Незаметно подошло время обеда, старшина уже приглашал к столу. Но от обеда, не объясняя причин, Невьянов отказался, попросил себе только чайку да сахару. За ранним чаем, младенчески зарозовев и поминутно отпыхиваясь, подполковник говорил с Апраксиным об отвлеченном, словно намеренно не хотел раньше времени касаться вопросов службы. Спросил между прочим о семье лейтенанта, но так мельком, необязательно, что Апраксин, нахмурясь, сказал, лишь бы длинно не распространяться: жена с дочерью уехали на Урал, к теще. Другие мысли занимали начальника заставы, и посторонним, не относящимся к службе, места не было. Да и Невьянова, кажется, такой ответ удовлетворил. Не делая попытки продолжить разговор, он в задумчивости, набычась, прихлебывал горячий чай и глядел, не мигая, в одну точку.
Старшина, прапорщик Деев, маячил неподалеку от канцелярии, где Невьянов пил чай, глаза и уши держал начеку, потому что по опыту знал — если начальство отказывается от еды, хорошего не жди, голодные — они непокладистые.
Апраксин метнул на старшину осуждающий взгляд: вместо того чтобы дефилировать перед дверью и угадывать настроение начальства, лучше бы ступеньку на крыльце заменил! И пулеулавливатель на месте заряжания оружия тоже давно следовало бы покрасить, а то вмятина от случайного выстрела уже поползла ржой, портит безобразным пятном весь вид. И дизелист этот, как на грех, некстати припустил обороты на всю катушку, что только на него нашло…
— Лейтенант, можете покуда идти, — вдруг разрешил Невьянов. — Меня пасти да опекать не надо. Я займусь документами. Позже и поговорим. Ну и на границу выедем — само собой…
Ненадолго, но с явным облегчением оставив Невьянова одного, Апраксин поставил задачу и отдал приказ на охрану границы очередному наряду, идущему дозором на левый фланг. На обратном пути, перебирая в памяти подробности встречи и первых разговоров с Невьяновым, лейтенант резко выговорил дежурному, не обеспечившему должного порядка в комнате постовой одежды, дал необходимые указания старшине, явно
— Ну, пошли знакомиться с заставой, — полувопросительно сказал Невьянов, отодвигая от себя стопку толстых служебных журналов в потрескавшемся коленкоре. — Посмотрим, где размещаются твои орлы.
Апраксин, томясь, сопровождал дотошного гостя по обоим этажам недавно выстроенной казармы, еще густо струившей непобедимый запах свежей краски. Но мало-помалу «экскурсия» завершалась, и Невьянов заметно добрел…
Зашли в ленинскую комнату. По телевизору как раз передавали дневной выпуск новостей, и Невьянов сначала задержался на пороге, равнодушно косясь на изображение, а затем бочком-бочком протиснулся в просторное помещение, прочно устроился в кресле, буквально впился глазами в цветной экран. Показывали какой-то подмосковный тепличный комплекс, начиненный последними чудесами агротехники, где среди серебристых алюминиевых конструкций ловко, будто по воздуху, сновали юные феи в крахмальных, немыслимо высоких тюрбанах и белоснежных халатах. Появившиеся на экране зеленые огурцы вперемежку с крутобокими помидорами отбрасывали блики, словно игрушки на новогодней елке.
— А неплохо бы на заставе иметь теплицу, — вдруг высказался Невьянов, ни к кому, собственно, не обращаясь. — Для солдата, понимаешь, фрукт и овощ — ценная вещь…
Апраксин сдержанно помолчал, потому что не знал, каких слов ждал от него этот странный подполковник. Он уже намеревался отпроситься у Невьянова, поскольку пора было составлять план охраны границы на следующие сутки, но в этот момент, опережая Апраксина, в коридоре казармы ожил динамик. Резкие, толчками, сигналы зуммера как бы выговаривали на тревожно высокой ноте: «В ружье! В ружье…» Дежурный, будто отрабатывая за полученный от начальника заставы разгон, зычно скомандовал: «Тревожная группа, на выезд!» И вскоре предстал перед офицерами, выговорил одним духом:
— Товарищ подполковник, сработал пятый правый. Дозор оповещен. Тревожная группа на выезд готова!
Магия, всемогущая магия хлестких слов побуждала к действию! Не дожидаясь каких-либо приказаний, Апраксин уже перепоясал себя портупеей с нацепленной кобурой, застегнул широкий кожаный ремень чуть ли не на последнюю дырочку, резким щелчком замкнул сейф с документами и приложил горячую ладонь к козырьку фуражки:
— Разрешите выехать на участок?
Невьянов не то улыбнулся, не то у него непроизвольно дернулись уголки губ, и он коротко бросил:
— Действуйте!
Подполковник вышел на крыльцо вслед за начальником заставы, вновь усмехнулся, заметив новую, еще не окрашенную ступеньку, белевшую среди остальных, словно высушенная солнцем кость.
Готовый к выезду «газик» урчал мотором, мелко подрагивал. Апраксин быстро сел рядом с шофером, хлопнул дверцей машины так, что Цеза вскочила с пола, подала резкий голос.
На заставском дворе все шло своим чередом: выкатывался из гаража мощный вездеход с брезентовым верхом, осторожно разворачивался полукругом, чтобы ненароком не зацепить сияющую глянцем начальственную «Волгу». Замполит без суеты, деловито выстраивал солдат заслона, толково, помогая себе жестами, отдавал необходимые распоряжения, которые выполнялись незамедлительно. А в ушах Апраксина все еще звучало невьяновское «действуйте», сказанное им словно бы нехотя, — из милости, как понял Апраксин.