Стокгольмское дело
Шрифт:
– Я решила, сейчас кто-то придет и станет меня пользовать, но я… я…
Удивительно, что до этого Катя рассказала довольно много и почти без остановок, но сейчас что-то произошло.
– Они надели на меня наручники… их было много, не знаю сколько… – Катя продолжала говорить торопливо, но совершенно бессвязно, как в бреду. – Моча, дерьмо… дилдо в попу… огромный… я только кричала: «Нет… больно, умереть…» – Глаза ее лихорадочно заблестели. – Умереть я хотела, вот что!..
Эмили отложила ручку.
– Думаю, нам следует прерваться.
Наступило тяжелое молчание. Лицо у Нины стало серым, как шторы на окнах. Катю начал бить озноб. Эмили обняла ее за плечи и прижала к себе.
– Думаю, эпизод, который вас так потряс, зафиксирован на одном из фильмов, – сказала Нина, выдержав довольно долгую паузу. – Возможно, вы сможете идентифицировать кого-то из извращенцев. Или девушек. Все, что вы вспомните, представляет для нас огромную ценность.
Йосефин, как всегда, не вошла, а ворвалась в зал, и Эмили отвлеклась от мыслей о вчерашнем допросе.
Допрос решили не продолжать, перенесли на сегодня.
По пути к столику Йоссан перецеловала самое меньшее пятерых. Для нее – не просто ланч с приятельницей, а жизненно важная активность. Face-time. Видеть и быть увиденной. Метод социальных завоеваний.
И опять резанул контраст: рассказ Кати и это бесконечное жоповерчение.
– Пиппа, как ты?
Почему-то Йоссан вбила себе в голову, что Эмили – вылитая Пиппа Миддлтон.
Они традиционно обнялись. Эмили терпеть не могла эти поцелуйчики в щечку.
– Слышала, слышала… идешь в гору, Пиппа! Уже помощников нанимаешь пачками. Это же замечательно!
– Да… забавно, знаешь, кто помог? Магнус Хассель. Его наводка. Мы столкнулись в кабаке несколько месяцев назад. Он был с Андерсом Хенрикссоном.
– Темный тип, этот Андерс. Упертый.
– Упертый – да. А почему темный?
– Я всегда чувствовала, что такие ничтожества скрывают особые таланты. Вся эта упертость – только фасад… Они компенсируют свое ничтожество разными способами. Один, к примеру, очень умный, другой – очень добрый, только никто про это не знает. Им не на ком проявить свои таланты. У них нет друзей. Но Андерс Хенрикссон – особый случай. Стопроцентный ботаник. И за этим ничего не стоит.
– Но он как-никак совладелец «Лейона»?
– Каждый может стать совладельцем, если готов работать по восемьдесят часов в неделю и помереть на двадцать лет раньше.
Принесли заказ. Для Эмили – обжаренное во фритюре филе сайды с соево-имбирным кремом, для Йоссан – запеченное филе судака с нежнейшей икрой уклейки под соусом бер-блан. От указанного в меню гарнира – пюре из миндальной картошки – Йоссан отказалась.
Изысканная еда немного отвлекла Эмили от мрачных мыслей о вчерашнем допросе.
Йоссан выудила из сумки маленькую металлическую баночку и с многозначительным стуком поставила на стол.
– Я
– Интересно… и что это?
– Водоросли. Обычные сине-зеленые водоросли. Битком набиты минералами, витаминами и антиоксидантами. Волосы укрепляются, иммунитет делает рывок, удивляющий не только его владельца. Представляешь? Иммунитет и сам удивляется: что это со мной? У меня уже три недели не было головных болей. А посмотри на кожу – как у младенца.
Эмили положила в рот кусочек рыбы. Просто дышит свежестью. Интересно, какое-такое экзотическое, с нежным ореховым привкусом масло льют они во фритюрницу? Фантастически вкусно, даже без всяких морских овощей сомнительного вида.
Эмили очень нравилась Йосефин, хотя та была невероятно тщеславна. Рассказывала о своих интернет-свиданиях и новых сумочках от Little Leffner раз в десять больше, чем о важных вещах. Но с ней весело. Эмили, не особенно склонная к смеху, очень это ценила.
В кармане сумочки – не Little Leffner, конечно, но тоже ничего – задергался айфон. Неизвестный номер.
Катя. Уже по ее голосу Эмили поняла: что-то не так.
– Я не уверена, смогу ли продолжать.
– Вы имеете в виду сегодняшний допрос?
– Не знаю, решусь ли…
– Что-то случилось?
– Да.
– Что?
– Не могу по телефону.
– Хотите обсудить?
– Да, – голос странный, сдавленный. – Было бы хорошо.
– Можете прийти ко мне в контору?
– Лучше не надо… я не хочу выходить из дома. Вы не могли бы зайти ко мне? Потом вместе поедем на допрос… если смогу.
Катя и Адам жили в Аксельберге, на улице Йосты Экмана. Одинаковые коричневые дома напоминали гигантские кубики «лего». Плоские крыши, прямые углы, никаких украшений, балконы если и есть, то не на фасаде.
Йоссан приподняла бровь. Несолидно для адвоката ехать черт-те куда по первому свистку, но с другой стороны – запретов нет. Хотите ехать – пожалуйста. Тем более если клиент настаивает.
Йосефин расплатилась по счету – «Нет-нет, я приглашаю… я пока еще работаю в “Лейоне”»… – и помахала рукой:
– Скоро увидимся.
Эмили никак не могла стереть в памяти отрывки из видео, которые они просмотрели накануне. Ничего омерзительнее она в жизни не видела. И еще что-то, что она не могла точно определить. Ее не покидало ощущение, что она знает этих девочек-подростков, над которыми издевались подонки. А может, и нет… если не обращать внимание на чудовищный макияж, гиперсексуальное нижнее белье и искаженные страданием лица – обычные девчушки, каких встречаешь сотнями. Такие же, как она или любая из ее подруг пятнадцать лет назад.