Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия
Шрифт:
В городе уже строили планы, исходя из предположения, что мирные переговоры сорвутся. Французская и бургундская делегации вместе посетили мессу в праздник Успения и после службы отправились в Кур-ле-Конт, где в зале был устроен праздничный пир. Из своих апартаментов в Сите англичане с подозрением наблюдали за происходящим, опасаясь, что другие делегации уже замышляют сепаратный мир [638] . И для их беспокойства были все основания. Одна группа из французского посольства регулярно собиралась по ночам в жилище Артура де Ришмона в обстановке строжайшей секретности, чтобы разработать план действий против Филиппа и его советников. Сам Ришмон был постоянным гостем в Кур-ле-Конт и до ночи обсуждал с Филиппом Добрым ход конгресса. Он провел несколько встреч в жилищах канцлера Ролена, Антуана де Кроя и других "сторонников мира", которые считали, что договор в Труа должен быть расторгнут. Но самым влиятельным союзником Ришмона при дворе Филиппа была, пожалуй, герцогиня Изабелла Португальская. Эта умная и властная женщина быстро научилась лавировать, добиваясь влияния и власти в сложных перипетиях бургундского двора, и проявила себя как проницательный переговорщик.
638
Monstrelet, Chron., v, 143–4.
639
*Cosneau (1886), 553–4; Gruel, Chron., 102–3. Изабелла: Vaughan (1970), 167–8; Cartul. Hainaut, v, 339.
17 августа в Кур-ле-Конт состоялось заседание Совета герцога, на котором рассматривались последствия назревающего разрыва с Англией. Это было серьезное мероприятие, длившееся пять часов, на котором присутствовало около 200 советников, собранных со всех владений Филиппа. В начале заседания и по его окончании все присутствующие давали клятву о неразглашении того, что услышали. Вероятно, именно для этого случая был подготовлен ряд меморандумов с изложением аргументов за и против отказа от договора в Труа. Один из них, вероятно, принадлежал Николаю Ролену. Он призывал герцога не считать себя связанным договором, так как тот был юридически не состоятелен. Передача наследства Карлом VI из прямой линии Валуа была, не законна, даже если бы король был в здравом уме. Ролен считал, что положение договора, не позволявшее Филиппу заключить мир, невозможно ничем оправдать. Заключение договора об отказе от заключения мира противоречило естественному и божественному праву. С политической точки зрения договор в Труа полностью не выполнил свою главную цель — установление мира во Франции после десятилетней гражданской войны. Соблюдение его теперь привело бы лишь к затягиванию военных действий. Ролен также считал, что требования англичан о перемирии нереалистичны, а их позиция по другим вопросам неоправданно жесткая и посоветовал Филиппу попытаться смягчить крайние позиции англичан, в то же время тайно готовясь к заключению сепаратного мира с Карлом VII. Главная проблема, которую предвидел Ролен, заключалась не столько в самом договоре в Труа, сколько в клятве, которую Филипп дал, чтобы соблюдать его и чтобы обойти эту проблему, ему придется прибегнуть к помощи кардиналов-посредников.
Аргументы англофилов были зафиксированы в меморандуме, автором которого, вероятно, был Юг де Ланнуа. Они считали, что Филипп Добрый понесет серьезный репутационный ущерб, если нарушит договор и данную клятву. Изобретательные юридические аргументы относительно ее действительности не могли бы найти отклика у иностранных держав. Но их главные аргументы, как и аргументы Ролена, были политическими. Они указывали на то, что герцог вряд ли когда-нибудь полностью примирится с Карлом VII, какое бы соглашение с ним ни было заключено сейчас. Карл VII был причастен к убийству отца герцога. Филипп был главным действующим лицом договора в Труа и в течение шестнадцати лет находился в состоянии войны с Францией. Все это должно было оставить неизгладимое горькое наследие не только в сознании Карла VII, но и в сердцах его придворных, советников и ведущих дворян королевства. Рано или поздно должна была начаться война между Бургундским домом и домом Валуа. Если Филипп порвет с англичанами, они перестанут быть его союзниками и даже могут выступить на стороне Франции. Договор с Карлом VII, по их мнению, не мог обеспечить даже мира. Французский король имел лишь ограниченный контроль над такими капитанами, как Ла Ир и Потон де Сентрай. Англичане же становились грозным противником. Они усилили бы свои гарнизоны во Фландрии и Артуа, подвергнув северные территории Филиппа серьезному военному ущербу и торговым затруднениям.
Сторонники сепаратного мира признавали силу последнего аргумента и были согласны, что это, вероятно, повлечет за собой войну с Англией и что такая война будет разрушительной. Но угроза со стороны Англии на границе с Фландрией может быть ослаблена, если будет захвачен Кале и окружающие его форты. Очевидно, утверждали они, что враждебная Франция способна нанести гораздо больший ущерб бургундским интересам, чем враждебная Англия. В мощном ответе англофилам Ролен повторил все эти пункты, но добавил к ним эмоциональные аргументы, которые редко приводились в бургундской канцелярии. Филипп, писал он, должен заключить мир с Карлом VII не только по политическим, но и по моральным соображениям. Франция была великим королевством. Сам Филипп был французом, родился во Франции, был пэром французского королевства и являлся близким родственником короля Франции. Карл VII делал разумные предложения об урегулировании, в то время как англичане упорно держались за безнравственные и несбыточные надежды на завоевание. Как христианский принц, дорожащий своей честью и репутацией, Филипп не мог игнорировать катастрофический ущерб и человеческие жертвы, которые нанес конфликт и будет наносить до тех пор, пока англичане не будут окончательно изгнаны из Франции. Контраргумент Ролена был замечательным утверждением французской национальной идентичности и показателем изменений в развитии Франции с 1429 года. Трудно представить себе, чтобы такие аргументы десятилетием раньше приводились советником герцога Бургундского [640] .
640
Taverne, Journ., 53–4; *Schneider, 185–208; 'Avis du Chancelier Rolin'. Authorship: Dickinson, 241–4.
Все политические аргументы, приведенные в этих документах, так или иначе касались долгосрочного будущего Бургундского государства и тех дилемм, которые разделяли советников Филиппа с момента возрождения французской военной мощи. Некоторые из них восходят к первоначальным дебатам вокруг договора в Труа в 1419 и 1420 гг. Тогда проблема заключалась в том, что Дофин был малоспособен противостоять объединенной мощи Англии и Бургундии. Теперь проблема заключалась в том, что возрождающаяся мощь Франции представляла угрозу как для Бургундии, так и для Англии. Стоило ли нести физические разрушения и разорительные
18 августа 1435 г. дипломаты зашли в тупик, на который всегда намекали их инструкции. Явившись к кардиналам-посредникам, французы заявили, что не будут делать никаких дальнейших предложений, если англичане не согласятся отказаться от своих притязаний на французскую корону. По их словам, было ясно, что если каждая из сторон будет претендовать на звание короля Франции, то мир невозможен. Кардиналы должным образом донесли эту позицию до англичан, которые удалились для обдумывания своего ответа. Архиепископ Кемп заболел, и когда англичане вернулись, их представителем стал воинственно настроенный епископ Кошон. По его словам, представители Генриха VI всегда были готовы пойти на территориальные уступки Карлу VII и делали, как им казалось, щедрые предложения. Но Генрих VI был коронован и помазан на царство во Франции, и они приехали в Аррас не для того, чтобы свергнуть его с престола. Если теперь Франция будет предана огню и мечу, то это произойдет потому, что французы на самом деле не хотят заключать мир [641] .
641
*Schneider, 106–8, 143–4.
До сих пор кардинал Бофорт оставался в Кале вместе с графом Хантингдоном и герцогом Орлеанским. В самом начале конгресса Альбергати выразил свое удивление по этому поводу. Он сказал герцогу Бургундскому, что "авторитета, благоразумия и сильного стремления к миру" Бофорта будет не хватать в Аррасе. По предложению Альбергати Филипп написал Бофорту письмо с просьбой приехать. Но Бофорт приехал только 23 августа, когда мирные переговоры были уже на грани срыва. Ему пришлось проделать долгий путь через Фландрию, чтобы избежать неустроенных дорог в западной части Артуа, и он въехал в Аррас в характерном для него величественном стиле с отрядом из примерно 300 всадников. У ворот его встречали кардинал Кипрский и герцог Бургундский со всем своим двором, а также английская делегация и представители ланкастерской Франции. Бофорт разместился рядом с остальными членами английского посольства в епископском дворце в Сите. Здесь он начал интенсивные переговоры с английской делегацией, кардиналами-посредниками и герцогом Бургундским [642] .
642
*Schneider, 89–91, 92, 144; Taverne, Journ., 55–6; Monstrelet, Chron., v, 144–5.
Как только Бофорт прибыл в Аррас, английская делегация получила от него новые инструкции. Архиепископ Кемп заявил кардиналам-посредникам, что они "не могут и не будут действовать" без одобрения своего кардинала. Посредники, естественно, предположили, что Бофорт должен был привнести свежую струю для достижения договоренности с Францией. Иначе зачем бы ему было приезжать на столь позднем этапе? Но на самом деле у Бофорта не было никаких предложений. Его руки были связаны мнением двух великих отсутствующих персон, дядей короля — Глостера и Бедфорда. Глостер был категорически против любых договоренностей с Карлом VII и с глубоким подозрением относился к Филиппу Доброму. Судя по его позднейшей критике, он считал, что Аррасский конгресс вообще не должен был состояться. Он также был против любых уступок французам в вопросе о суверенитете. Такова же была позиция герцога Бедфорда, который лежал больной в Руане, но по-прежнему контролировал ситуацию. Регент и Большой Совет были категорически против отказа Генриха VI от притязаний на французскую корону. Примерно в конце августа они поручили сэру Джону Фастольфу составить бескомпромиссный меморандум для послов в Аррасе, в котором объяснялось, почему они "ни в коем случае не согласятся и не снизойдут" до подобного [643] .
643
*Schneider, 113–14; L&P, ii, 444–5.
В Сен-Васт английская и французская делегации, на фоне обострения противоречий, ненадолго возобновили торг. Обе стороны расширили свои территориальные предложения. Англичане заявили, что их устроит, если Карл VII сохранит за собой всю территорию, которую он занимал в настоящее время по обе стороны Луары. Французы в конце концов согласились, что англичане могут получить всю Нормандию в дополнение к тем частям Гиени, которые они занимали в настоящее время, но не Париж, Иль-де-Франс или Мэн. Однако все эти обмены предложениями велись, по-видимому, для вида, поскольку ни одна из сторон не желала уступать в вопросе суверенитета. Когда кардиналы-посредники потребовали от англичан сообщить, какими инструкциями располагает Бофорт по этому вопросу, ответ Кемпа был бескомпромиссным. Англичане не собирались отказываться от титула Генриха VI как французского короля, и посредники не должны были думать, что Бофорт прибыл в Аррас, чтобы лишить короля короны или сделать его подданным другого человека.
К концу августа архиепископ Кемп признал, что возможности мирного процесса подошли к концу. Впервые с начала своей миссии за четыре года до этого Альбергати потерял терпение и высказал англичанам свое собственное мнение. В конце концов, сказал он, единственным существенным моментом, разделявшим стороны, были английские притязания на французскую корону. Английская корона — это благородное дело, и англичане должны довольствоваться этим. Притязания Генриха VI на звание короля Франции были гораздо слабее, чем у его соперника, чьи предки носили корону с незапамятных времен. Поскольку постоянный мир оказался невозможен, он и его коллега собирались использовать власть, предоставленную им Папой и Собором, для заключения сепаратного мира между Францией и Бургундией. По словам его личного секретаря Пикколомини, Альбергати