Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия
Шрифт:
К этому времени известия о расправе над крестьянами вызвали стихийное восстание на большей части полуострова Котантена. К октябрю 1434 г. десятки тысяч человек взялись за оружие. Большинство из них были крестьянами, имевшими лишь самое простое оружие. Но к ним присоединилось несколько хорошо вооруженных дворян, и у них появился лидер в лице местного оруженосца Пьера Шантепи. Повстанцы отправили послания герцогу Алансонскому, прося его стать их командиром. Герцог отправил Амбруаза де Лоре с 300 профессиональными солдатами для поддержки восставших, а сам занялся набором новых. В Пуатье министры Карла VII приступили к сбору новой полевой армии. В январе в Анжере также начался сбор войск. Тем временем повстанцы продвигались к Кану и заняли укрепленное пригородное аббатство Святого Стефана (Мужское аббатство). Сэр Джон Фастольф, находившийся в Ле-Мане, сразу же вышел из города со 120 людьми (более трети своего гарнизона), чтобы поддержать оборону Кана. Ночью, недалеко от города, он наткнулся на крестьянское войско и перебил большое количество восставших. Вскоре после этого Фастольф вошел в город и организовал вылазку из ворот, в результате которой было убито еще 400 человек, в том числе и Пьер Шантепи. Крестьянская армия не имела должной организации. Не было принято никаких мер по обеспечению продовольствием столь многочисленного войска. Стоял лютый холод. В последующие дни большинство из восставших отказалось от борьбы. Некоторые, опасаясь мести англичан, попрятались в лесах. Другие, удрученные поражением, разбрелись по домам.
Когда Амбруаз де Лоре догнал их на дороге в нескольких милях от Кана у цистерцианского аббатства Оне-сюр-Одон, повстанцев оставалось лишь 5.000 - 6.000 человек. Де Лоре понял, что попытка взять Кан с этими людьми безнадежна и решил направить крестьянскую армию против важного
603
*Chron. Mont-St-M., ii, 50–60, 63–4, 251–3; Cagny, Chron., 189–91; Basin, Hist., i, 202–4; Chartier, Chron., i, 172–3; Monstrelet, Chron., v, 113–14.
Восстание на полуострове Котантен и гораздо более разрушительное восстание в Па-де-Ко в следующем году стали первыми широкомасштабными движениями сопротивления английскому владычеству. Англичане были потрясены. Они предприняли серьезную попытку решить основную проблему недисциплинированных гарнизонных войск и вольных компаний, живущих за счет земли. Графу Арунделу было приказано собрать их и определить на королевскую службу, а тех, кто не был хоть сколько-нибудь полезен, отправить обратно в Англию. В течение лета несколько сотен таких людей были призваны в полевые армии. Были назначены уполномоченные, которые должны были расследовать акты насилия над местным населением и наказывать виновных. Но ущерб уже был нанесен, и он оказался непоправимым. Среди советников и капитанов регентства царил общий упадок сил. Когда восстали крестьяне на Котантене, Томас, лорд Скейлз, методично готовился к тому, чтобы ликвидировать наконец гарнизон Мон-Сен-Мишель. Он отстроил бастиду в Ардевоне и начал возводить другую на развалинах старого сеньориального замка в Сен-Жан-ле-Тома на северном берегу залива. Но в январе 1435 г., когда крестьянская армия находилась под Авраншем, 320 человек из гарнизона Ардевона, полагая, что повстанцы собирается напасть на них, ночью ушли к графу Арунделу, оставив все свои запасы и артиллерию, которые тут же были захвачены гарнизоном Мон-Сен-Мишель. Пять месяцев спустя, в июне 1435 г., англичане оставили и Сен-Жан-ле-Тома, чтобы высвободить людей для обороны Парижа. Это был символический момент — провалилась последняя попытка захватить крепость, гарнизон которой в течение восемнадцати лет насмехался над всеми усилиями англичан ее покорить [604] .
604
Chron. Mont-St-M., i, 34–5, 43–4, *ii, 62–4; Cagny, Chron., 191–2; BN Fr. 26058/2301 (штурм); BN PO 2659 (Скейлз)/5 (Сен-Жан).
Эта потеря самообладания ознаменовала глубокие изменения в политическом менталитете англичан в Нормандии. Солдаты и администраторы стали более подозрительно относиться к своим нормандским подданным. Сэр Джон Фастольф был обеспокоен ухудшением ситуации с безопасностью еще со времен Орлеанской катастрофы. К 1435 г. он пришел к выводу, что Генрих VI никогда не будет пользоваться расположением французов, "которые по своей природе любят противника больше, чем его самого" и не понимают ничего, кроме языка силы. Фастольф заявил, что англичане не должны быть "так унижаемы французским Советом, как это делалось до сих пор" и призвал к тому, чтобы Совет Руана был составлен из опытных английских военачальников, а не из французских администраторов, как это было раньше. Мнение Фастольфа разделяло целое поколение английских капитанов и администраторов в Нормандии и, возможно, даже герцог Бедфорд, от имени которого были написаны эти слова. Вызовы местных дворян на службу в поле становились все более редкими, а ответ на них — все более слабым. В новых формулярах, выданных командирам гарнизонов через шесть недель после начала войны, были ужесточены правила набора местных жителей в королевские гарнизоны. Отныне французы могли составлять не более одной восьмой части гарнизона, независимо от звания. В частных замках командиры французских гарнизонов должны были отдавать членов своих семей в заложники, за свою верность. В королевских замках французы редко назначались капитанами или заместителями, но и те немногие кто составлял исключения были вытеснены, или же были приняты меры к тому, чтобы в их подчинении служили только англичане. Через несколько лет вместо горожан, которые должны были нести караульную службу бесплатно, но которым уже нельзя было доверять, на стенах Руана и, несомненно, в других местах стали служить англичане. Правительство, призванное защищать население от внешних врагов, постепенно превратилось в оккупационную армию, приоритетами которой стали внутренний контроль и борьба с повстанцами [605] .
605
Люди, живущие за счет земли: BN PO 2623 (Сальван)/32; BN Fr. 25772/935; Fr. 26059/2546; BN Clair. 219/51; BN Fr. 26059/2489, 2585. Сен-Жан: BN Fr. 26060/2668; BNPO 2659/Scales 5. Менталитет: L&P, ii, 577, 585; Curry (1985), ii, App. IX; Bell, Curry, et al., 248–50; Harmand (1975), 235–6; Curry (2014), 9–10; BN Fr. 26066/3869, 3934 (Руан); Goulay, 49–51 (противодействие повстанцам).
Смена настроений была заметна и в строительстве укреплений. В северном Босе, в 150 милях от эпицентра крестьянского восстания, над римской дорогой из Парижа в Дрё возвышался внушительный замок Удан, XII века постройки. Его владелец, Симон Морье, был прево Парижа и влиятельным членом Большого Совета. Удан уже однажды был предан французам местными жителями. Когда в январе 1435 г. Морье заключил договор с французским оруженосцем на его защиту, новый капитан должен был построить специальное деревянное укрепление "на случай, если горожане восстанут и попытаются взять замок силой". В долине реки Рисл управляющий Эдмунда Бофорта провел значительные строительные работы, чтобы укрепить свой замок Аркур на случай очередного восстания местных жителей. Новая загородная резиденция Бофорта в Эльбефе, расположенном на Сене к югу от Руана, задумывалась как место для отдыха, но была построена как крепость, с разводным мостом, орудийными портами и бойницами для лучников. Лишь немногие сооружения производят такое сильное впечатление, как новый королевский дворец в Руане, который был задуман Генрихом V как впечатляющая королевская резиденция, призванная продемонстрировать власть и престиж ланкастерских королей. Место на берегу Сены в юго-западном углу города было выбрано самим Генрихом V еще при жизни. Но когда в 1435 г. здание наконец начало подниматься над фундаментом, оно быстро превратилось в мрачную крепость, призванную укрыть англичан от горожан [606] .
606
Harmand (1975), 227–8; BL Add. Chart. 3895 (Аркур); 'Devis'; R. Jones (1999), 113. Руан: R. Jones (1994), i, 215–33.
В докладе о провале своих усилий во Франции кардинал Альбергати призвал Базельский Собор назначить собственную миротворческую миссию. В мае 1434 г. Собор прислушался к его словам. Было назначено посольство во главе с кардиналом Югом де Люзиньяном, представителем французской династии, правившей королевством крестоносцев на Кипре. Ему был присвоен многозначительный, но пустой титул легата a latere, который обычно означал, что легат наделен всеми полномочиями пославшего его органа. В итоге Юг и его коллеги сделали очень мало. Они встретились с Карлом VII и его советниками во Вьенне на Роне, а затем вернулись в Базель. Однако Филипп Добрый воспользовался этой возможностью, чтобы сохранить мирный процесс. В мае 1434 г., после неудачи предыдущего года, он убедил неохотно согласившийся английский Совет направить в Базель еще одну английскую делегацию [607] .
607
Люзиньян: Conc. Basiliensis, iii, 77, 83, 88–9, 113; Heraut Berry, Chron., 160.
Новая делегация получила наглядное представление о политике Собора. 5 августа 1434 г. она с большой помпой въехала в швейцарский город. Встреченная кардиналами у ворот, кавалькада во главе с Эдмундом Бофортом, графом де Мортен, проехала по улицам города в сопровождении 150 конных лучников одетых в ливреи. Но когда через двенадцать дней после прибытия делегаты явились в Собор для вручения верительных грамот, французы вновь возразили против формы писем Генриха VI, в которых он был назван королем Англии и Франции. Их гнев возрос, когда епископ Лондонский в своей вступительной проповеди неоднократно назвал Генриха VI этим титулом. Главным представителем Франции на Соборе был Амадей де Таларю, архиепископ Лионский. Он заявил, что послы Генриха VI могут говорить от имени Англии, но не от имени какой-либо части Франции. В итоге англичане были включены в состав Собора в октябре, но вопрос вновь встал в декабре, когда епископы Лизье и Байе прибыли к английским делегатам в качестве представителей ланкастерской Франции. Эти люди, заявил архиепископ Лионский, не могут быть приняты в качестве эмиссаров Французского королевства в силу неправомерных притязаний Генриха VI на роль его короля. Это вызвало громкий гвалт "оскорблений и шума" со скамей где сидели англичане, который заглушил все остальные слова архиепископа. Однако французов поддержали делегации политических союзников королевства Валуа: Кастилии, Неаполитанского королевства, Кипра и Шотландии. Два нормандских епископа были исключены, а вопрос был передан на рассмотрение специальной комиссии. Там он и был похоронен, и когда летом следующего года англичане окончательно вышли из состава Собора, этот вопрос так и остался нерешенным [608] .
608
John of Segovia, Hist., i, 726, 771–2; Conc. Basiliensis, iii, 232, 272–3, 290; PPC, iv, 297–8. O Таларю: Muller (1990), i, 94–142.
Правда заключалась в том, что подданные Карла VII стали главенствовать на Соборе. Представители французских епархий католической Церкви составляли более трети из 3.500 отцов-делегатов Собора, и почти все они были выходцами из королевства Валуа. Они присутствовали на Соборе практически с самого начала, были хорошо организованы, умело руководимы и всецело посвятили себя интересам своего короля. Кроме того, они пользовались поддержкой традиционных союзников из франкоязычных территорий империи, на которых, как показало дело нормандских епископов, политически доминировала Франция. Но не только численность и тактическое мастерство обусловили французское влияние в Базеле. На протяжении столетий, предшествовавших войнам с англичанами, Франция была главенствующей континентальной державой, а французская культура — главенствующей европейской культурой. Взгляд Собора на Францию был окрашен долгим историческим опытом, что нашло отражение в инструкциях, которые он позже даст своей делегации на конгрессе в Аррасе. Отцы Собора заявили, что могущество Франции, мастерство и ум ее дворянства, авторитет ее церковных деятелей, ее огромное богатство и многочисленное население на протяжении веков делали ее главной опорой Церкви, пока нынешний кризис не привел все к упадку. Вспомните великих королей Франции от Карла Мартела до Карла Великого и Людовика Благочестивого, которые были выдающимися европейскими деятелями своего времени. Вспомните ключевую роль Франции в крестовых походах. В 1430-х годах христианская Церковь столкнулась с серьезными внутренними и внешними проблемами. История, по их мнению, показывала, что, когда Франция не способна играть свою традиционную роль среди народов, ослабевает все христианство [609] .
609
Helmrath, 202–10; Muller (1990), ii, 800–5, 808–15; *Schneider, 153–4.
Все это отражало растущий международный престиж монархии Валуа после отвоевания большей части севера страны, подобно тому, как двумя десятилетиями ранее англичане смогли главенствовать на Констанцском соборе после битвы при Азенкуре. Министры Карла VII стремясь закрепили свое преимущество начали длительное дипломатическое наступление по всей Европе. Они обхаживали тех, кто в Германии возмущался агрессивными вторжениями Бургундского дома на западные территории империи. Карл VII возобновил союз с австрийскими Габсбургами, которые рассорились с Филиппом Добрым из-за наследования Брабанта и бургундской экспансии в Рейнскую область. Император Сигизмунд, заклятый враг Бургундского дома, все еще страдавший от своих дипломатических неудач в Голландии, Зеландии и Брабанте, уже не был тем надежным союзником Англии, каким он был в Констанце. В июне 1434 г. он тоже заключил союз с Францией, направленный против Филиппа Доброго ("непокорного мятежника и так называемого герцога Бургундского"). После долгого перерыва, в течение которого отношения с Кастилией были прохладными, Карл VII в начале 1435 г. отправил туда посольство, первое за шесть лет, которое возобновило старые договоры. Другой забытый союзник, Шотландия, принял два французских посольства. Брачный союз 1428 г., ставший мертвой буквой с момента его подписания, был восстановлен в феврале 1435 г. Но ни один из этих союзов не принес военной поддержки, хотя французы возлагали большие надежды на австрийцев и шотландцев. Однако они во многом способствовали укреплению международного влияния Франции династии Валуа. К 1435 г. Карл VII был на пути к восстановлению той огромной сети союзов, которая сделала Францию столь грозной дипломатической державой во времена его деда, в то время как англичане позволили своим собственным международным связям ослабнуть. Потеря англичанами доверия к населению завоеванных территорий сопровождалась падением их международного авторитета. Ни одна европейская держава, кроме Бургундии, не рассматривала притязания Ланкастеров на Францию иначе как напоминание о непродолжительном периоде с 1415 по 1425 г., когда английские армии сметали все на своем пути в разгар гражданской войны во Франции. К 1434 г. даже бургундцам в Базеле было предписано не враждовать с французами, поскольку Филипп Добрый был намерен найти с ними общий язык. За год до этого они горячо поддерживали английские претензии на французский трон, но во время гневной перепалки августа и декабря 1434 г. хранили каменное молчание [610] .
610
Германия: Herbomez; F. von Loher (1866), 353–66. Кастилия: Daumet (1898), 80–6. Шотландия: BN Fr. 17330, fol. 129vo–132; Bower, Scottichron., viii, 249; *Bochaca, 48–9.
В конце июля 1434 г. Филипп Добрый окончательно потерял терпение в отношении своих союзников и решил продолжать мирный процесс с ними или без них. Последней каплей стало отступление армии сэра Джона Толбота, когда Ришмон вошел в Компьень. Герцог находился на пути в Бургундию, когда узнал об этом поражении. Вскоре последовало известие о продвижении коннетабля к Сомме и падении Ама. Силы Иоанна Неверского, двоюродного брата Филиппа и его лейтенанта в этом регионе, уступали по численности, и северные владения герцога оказались во власти Ришмона. Филипп послал одного из своих камергеров, Пьера де Водри, с герольдом, для переговоров с французским коннетаблем в Аме. В начале сентября начались переговоры между французскими лидерами и Иоанном Неверским. Канцлер Рено де Шартр поспешил к ним на север, имея самые большие полномочия. 17 сентября они заключили 6-месячное перемирие, во время которого предполагалось подготовить почву для заключения постоянного мира. Перемирие охватывало весь сектор к северу от Нормандии и реки Эна, то есть Пикардию, Артуа, Бовези и Лаонне. Ам должен был быть возвращен Жану де Люксембургу. Штаб Ла Ира в замке Бретей, расположенном на полпути между Бове и Амьеном, который в течение многих лет был занозой в боку бургундцев, должен была быть сдан и разрушен. Ришмон потребовал большую сумму денег для оплаты армии, прежде чем согласиться поставить свою печать на документе. Но капитаны Филиппа не имели полномочий, чтобы решить этот вопрос. Иоанн Неверский провел ряд встреч с представителями окрестных городов, требуя от них займов и субсидий. И если они хотели избавиться от армии Ришмона и компаний Ла Ира, им оставалось только согласиться. В итоге бургундцы выплатили французам компенсацию в размере 50.000 золотых салюдоров [611] .
611
Itin. Philippe, 125–6; AD Nord B1951, fols. 60vo, 70vo; Gruel, Chron., 90–2; *Cosneau (1886), 547–51; Monstrelet, Chron., v, 95–6; Inv. AC Amiens, ii, 54–6, iv, 140–1.