Столица Сибири 2029. Берег монстров
Шрифт:
– Ты только посмотри, что делается, – изумленно бормотала Ольга, озирая во все пределы улицу Большевистскую. – Удивляюсь, почему тут еще не выросло пробковое дерево…
– Занятная история, – соглашался я. – Прошло тринадцать лет после вселенского тарарама – и вот мы попали в пробку. Хотя чему тут удивляться? Был День города. Рвануло к вечеру. Традиционно половина горожан празднует, другая половина возвращается с дач. Обрати внимание, встречные полосы практически не заняты.
В противоположном направлении дорога действительно была пустой. Отсюда прекрасно просматривался левый берег Оби, над которым клубилась дымка. Эффектная возвышенность, въезд на Коммунальный мост, от которого с горем пополам уцелела лишь дамба. Массивы многоэтажек на холмистой местности выглядели так, словно их неделю утюжили тяжелые бомбардировщики. Пересекать разделительную полосу было опасно. Это ускорило бы наше продвижение, но лишь до первой опасности, которая съела бы нас с потрохами. К тому же дорога гуляла волнами, в ней зияли провалы. Валялись горки вывернутого асфальта. Лучше тише, да лучше, – рассудил я, и мы заскользили вдоль обочины, тщательно огибая участки, чреватые падением к центру земли. Ольга с трудом поспевала за
– Пойми, дурочка, – убеждал я свою упрямицу, – нам нет смысла искать машину.
– Обоснуй, – не понимала она.
– Дороги нет. Разве это дорога?
– Но попробовать-то мы можем? Хотя бы часть пути проехать с комфортом? – и я поражался отсутствию здравого смысла в ее голове, которую, в общем-то, не считал абсолютно безнадежной.
Мы промчались мимо вереницы автосалонов и недостроенных торговых центров. На площадке у дилерского центра «Лексус» стояли четыре когда-то белоснежных внедорожника. Ольга потопталась возле них, сокрушенно вздохнула, перехватила мой насмешливый взгляд и стушевалась. Мы тащились дальше – мимо рухнувшего в грязь завода «Труд», мимо останков элеватора, застекленных пешеходных мостов, упавших на дорогу. Приближались руины жилых домов, а справа строения обрывались, начинался обширный пустырь, ограниченный дорогой и прибрежным микрорайоном «Европейский Берег». Его построили в рекордные сроки, а упал он еще быстрее. «Красив и летом, и зимой Новосибирск родной!» – уверял скособоченный плакат. Злая ирония заключалась, видимо, в том, что в окрестностях плаката рухнуло все, кроме него самого.
– Есть повод гордиться, – урчала мне в спину уставшая и оголодавшая Ольга. – Прошли километр. Из тридцати. Ну, ладно, полтора. Максимум два. Дело за малым. Сейчас передохнем – и как навалимся на это дело, чтобы уже к обеду…
– Слушай, помолчи, – взмолился я, – ну, что ты нервы мои мотаешь?
И вдруг застыл с открытым ртом. Это не было галлюцинацией. Ольга тоже что-то услышала, оцепенела, проглотив очередное язвительное замечание. Наперебой гудели и рычали автомобильные моторы…
Мы перебежали улицу Большевистскую в районе взорвавшейся «Ленты», а дальше шли вприсядку, периодически опускаясь на четыре конечности. Шум проистекал с пустыря напротив бывшего магазина «Турист». Перед катастрофой власти взяли за моду устраивать в этом месте снегоотвал – всю весну здесь громоздились гигантские горы снега и растаивали только в июне. Перед руинами «Европейского берега» красовался обширный, практически ровный участок местности. На краю его росли приземистые строения, собранные из чего попало, – явно постапокалиптическое зодчество. В стороне возвышались гигантские цистерны – видимо, железнодорожные. Рев моторов приближался, делался надрывным, раздражающим. За постройкой с распахнутыми воротами просматривалось подобие арены, ограниченное высокой двухметровой сеткой. Горланили люди, кто-то залихватски свистел. Мы озадаченно переглянулись – откуда столько нездоровой, бьющей через край энергии? Город практически вымер, там никто не веселится, а здесь, лишь немного в стороне от жилых кварталов…
Мы сместились к дороге, чтобы «самодельные» гаражи и мастерские не заслоняли обзор. Одолели метров семьдесят, воспользовавшись канавой, и залегли за головешками автозаправочной станции. С позиции хорошо просматривался палаточный городок, раскинувшийся на заднем плане. Банда была многочисленной. Перед нами раскинулся фактически город – плотные палатки с отверстиями для дымоходов, какие-то сборные домики нелепых конфигураций. Между ними змеились дорожки, засыпанные гравием. Поселок тянулся вдоль реки, практически примыкая к руинам «Европейского берега». Крепостной стены как таковой не было. В нескольких местах возвышались брустверы, вспаханные участки с колючей проволокой (видимо, заминированные), торчали вышки с часовыми, вооруженными пулеметами. Банда была моторизованной. Машин в округе было много – и от этого чуда новаторской мысли невольно глаза округлялись. Фургоны, грузовики, легковые машины с усиленной колесной базой и мощными протекторами. Автотранспорт был оснащен обвязками из стальных рам, пулеметными гнездами. Торчали приваренные подножки с поручнями. О сохранности самих автомобилей, похоже, не заботились – металлические части изъела ржавчина, кузова облепила грязь, зияли прорехи. Заботились лишь о том, чтобы автотранспорт был на ходу. Часть машин была припаркована у палаточного городка, парочка прохлаждалась у охраняемых автоматчиками цистерн (явно с горючим). Несколько машин выстроились вдоль обочин по улице Большевистской, но возле них, похоже, никого не было.
– Вот это то, о чем я говорила… – возбужденно зашептала Ольга, высовывая голову. – Если у этих головорезов есть машины, то убеди меня, что нет дорог, по которым они носятся, разве не логично? Это банда, у каждой банды имеется зона влияния…
– Не высовывайся, – я схватил ее за воротник, – а то расстреляют во внесудебном порядке.
– Почему нас должны расстрелять? – насупилась Ольга.
– Прости. Расстреляют только меня. Тебя не расстреляют. Какое-то время. А когда закончится срок твоего использования – тогда, конечно, шлепнут.
– Какой ты грубый, – поморщилась Ольга.
У огороженной арены толпились десятки людей. Они не походили на доходяг, хотя и молодых там было немного. Не стриженные, в растрепанных лохмотьях – мужчины, женщины. Похоже, в банде ценился дух самовыражения: у кого-то на башке красовался петушиный гребень, у кого-то волосы были выстрижены самым абсурдным образом. У кого-то свисала грива до пояса – за которой он, как ни странно, следил. Хохотала тетка – рыжая, с веснушками. Упитанные чресла обжимали кожаные штаны с аляповато нашитой бахромой. Выше пояса красовалась замшевая куртка, из-под которой выглядывала майка, а из-под майки – клетчатая рубашка. Толпа возбужденно улюлюкала, орала. Разносились зажигательные матерки. Посреди арены происходили события. Меньше всего это походило на спортивное состязание. Хотя и здесь работал девиз: «Дальше, выше, сильнее!» На поле в живописных
– Ну, держись, парень… – прохрипела Ольга.
А я соображал лишь в одном направлении: Ольга права. Если есть машины, есть и дороги. По крайней мере «направления». И нет в пространстве хоть одного человека, кто в данный момент смотрел бы не на арену. Даже часовые отвлеклись от своих обязанностей. Идея попахивала керосином. Но Ольга снова была права: пешком в научный городок мы не ходоки! Мы петляли между пустыми бочками, составленными в три ряда. На шару, будь что будет! Я первым вкатился в гараж – попутно мастерскую по ремонту колесной техники, обитую обгорелыми досками. Юркнул за станочек у входа, явно стыренный с Инструментального завода, расположенного через дорогу. У бандюков даже электричество имелось! Впрочем, что в этом странного? Если нет проблем с горючим, с дизель-генераторами… Ольга вкатилась вслед за мной, я схватил ее в охапку, прижал палец к губам: мол, тихо, пусть будет сюрприз. В замкнутом пространстве, заваленном автомобильным хламом, прохлаждались три машины и два одутловатых волосатика в промасленных комбинезонах. Они бросили свои дела, прилипли к мутному стеклу, наблюдали за событиями на арене. Один из присутствующих повернул голову на подозрительный звук. Но не заметил ничего необычного и вернулся в «зрительный зал». Ольге не терпелось куда-то бежать, что-то делать. Я схватил ее за руку. Мне не нужно ее бездыханное тело! На поясах у парней висели увитые цепочками кобуры с торчащими из них рукоятками. «Третьих лиц» в помещении не было. Снаружи донесся разноголосый рев. Взревела клаксоном машина-победитель.
– Тьфу ты, – сплюнул механик. – Твоя взяла, Толян. Даже две минуты этот фрик не продержался. С меня косяк.
– Гы-гы, – гоготнул второй, отвалился от окна и загремел инструментами в ящике.
Первый, поскрипывая стоптанными башмаками, подошел к машине, установленной на домкрат, взялся за разводной ключ. Принялся напевать, не попадая в ноты: «Полгода плохая погода…»
Если бы только полгода…
– Слушай, мужик, – я выбрался из-за станочка и вразвалку подошел, – вы тут свечами не богаты? Тачка не фурычит, хоть кувалдой ее правь.
Механик поднял глаза, уставился с непониманием. Одет я был действительно не поместному. И физиономию имел не характерную для тутошней народности. Он хотел привстать – но поймал леща и треснулся затылком о бетонное возвышение. Я пяткой затолкал его под приподнятую машину. Из вертикального ящика для хранения инструментов высунулся второй, но успел лишь заметить, как ему в лоб, кувыркаясь, летит разводной ключ. Яркая вспышка озарилась в голове, и сразу стало темно. Все прошло без излишнего шума. Вытянув шею, я глянул в окно. В районе арены кипела разборка. Зрелище перетекало в дебаты. Похоже, победа одной из сторон вызывала у другой резонные вопросы. Я покосился на выползающую из-под станка Ольгу.