Столица
Шрифт:
Я усмехнулась. Да уж, со мной Ирга точно не скучал. Все время что-то случалось.
— Наверное, ты думаешь, как старая дева может рассуждать об этом? Я была замужем, после Рауля. Когда твой партнер уступает тебе по силе — это ужасно. Только между равными может быть настоящая страсть.
— Рауль вон сколько лет живет со своей цветочницей, и ничего, не жалуется.
Что-то было в Рианне такое, отчего откровенничать с ней было легко. Возможно, возраст, тонкими лучиками едва видных морщинок прочертивший в уголках глаз причудливые узоры. Возможно —
— Рауль больше всего на свете любит власть, поэтому ему жена-тряпка подходит идеально. И, кстати сказать, он никогда на передовую не лез. Если я хоть что-то понимаю в жизни, скоро твоему мужу надоест играть в примерного сына, и Ирронто-старшего ждет сюрприз.
Я задумчиво кивнула. Может быть, причиной того, что Ирга учился не в Рорриторе, а в Чистяково, была не только мать-героиня, чей портрет висит в тамошнем Университете на почетном месте, но и желание как можно дальше оказаться от отца?
— Эй! — закричала Лидия, попрощавшаяся с Алиной и ее няней. — К вам уже можно, или вы еще ведете очень важную магическую беседу?
— Не говори Лидии о наших отношениях с Иргой, — попросила я магичку.
— Конечно.
Мы переглянулись с Рианной, и я поняла, что у меня появилась подруга.
Отто вернулся во дворец перед самым ужином и нашел меня в библиотеке. Я продолжала штудировать драгоценные книги по артефактам, хотя остальные конкурсантки усиленно готовились к экзаменам.
— Каким чудом, — спросил полугном, присаживаясь рядом, — ты умудрилась получить на экзамене три высших балла?
— Оттава, Оттава, — покачала я головой, потому что всех окружающих тоже интересовал этот вопрос, но раскрывать свои маленькие тайны я не собиралась. — Почему ты во мне сомневаешься? Разве не ты сама учила меня гномьему языку? Разве не ты сама видела, как я зубрю эльфийский? Разве не при тебе я ночами изучала сложнейший орочий, часами практикуясь в произношении?
— Я только помню твоего сексуального учителя-орка, — пробурчал Отто, понимая, что не стоило начинать этот разговор в присутствии множества посторонних ушей. — Видно, его метод обучения оказался очень действенным.
— Еще каким, — подтвердила я и томно вздохнула. — Я бы еще училась, училась и училась!
— Юной девушке вредно так много учиться, тем более — орочьему! — Полугном поднял меня на ноги. — Пойдем, золотце, на ужин. Чем раньше поедим, тем меньше в очереди в туалет придется стоять, и спать успеем лечь до появления суровой дамы.
Мы вышли в коридор, и я поняла, откуда у полугнома такая осведомленность о моих успехах — на дверях импровизированной спальни висел лист с фамилиями и результатами. Я занимала верхнюю строчку рейтинга.
— Живко был бы в восторге, — сказал Отто шепотом. — Интересно, какой идиоту тебя экзамен принимал? Я же слышал, как ты блеяла, когда букварь орочий читала. Может, Живко думал «сейчас потерплю этот кошмар, зато потом меня под юбку пустят», а у меня-то стимула
— Теперь поняла, почему ты сбегал из дома, когда я учиться начинала! Я-то думала, что из деликатности, чтобы нам с Живко дать личное пространство, а вон оно что на самом деле!
Отто прижал руки к груди:
— Золотце, для тебя — все, что угодно! Только не заставляй меня слушать, как ты поешь и как читаешь на орочьем!
Я быстро поужинала — Отто поел где-то в городе, — и мы нашли укромный уголок, чтобы поболтать.
— Наши соседки, Рианна и Лидия, все о нас знают, — прошептала я на ухо полугному. — Но выдавать не будут. Кстати, Рианна была влюблена в Рауля Ирронто, а экзамен у меня принимал не какой-то идиот, а сам отец Живко.
— Как тесен мир! — выдохнул полугном.
— А еще нас в воскресенье пригласили на торжественный вечер, — вспомнила я. — Только тебе перекраситься придется.
— Не придется. Я всем рассказываю, что я такого цвета из-за обета. До тех пор, пока мы не сможем нанять себе работников, буду рыже-черным.
— Ты что, серьезно? — удивилась я, прикидывая, какой фурор произведет в Чистяково явление двухцветного Отто.
— Нет, конечно, что ж я, совсем из ума выжил? Просто это звучит солидно. О, кстати, я же визитки заказал, сегодня как раз получил. Бери!
Я подсветила огоньком, чтобы рассмотреть визитку. Кусочек плотного картона серебряного цвета был украшен завитушками, в которых угадывалось плетение нашей фирменной цепочки. Это плетение я придумала совсем недавно, сразу после ухода Ирги, когда пыталась чем-то занять вечера и осваивала искусство макраме. Занятие мне скоро наскучило, зато полугном, который внимательно наблюдал за моими трудами (потом признался: боялся, что я себе удавку готовлю), одну из перекрученных веревочек взял да и прицепил на нее артефакт. Мне понравилось, и мы заказали у мастера кузнеца для своих артефактов серебряные цепочки, а для клиентов заказывали у мастериц кожаные.
«Ольгерда Ляха, Мастер Артефактов. Международная лицензия. Совладелец мастерской „О и О“».
— Красиво, — всхлипнула я, смаргивая слезы, потому что они мешали рассмотреть адрес, написанный глубоким фиолетовым цветом.
Отто прижал мою голову к своей и чмокнул в висок.
— Ну-ну, — смущенно сказал он. — Золотце, ты чего это? Пойдем спать, переутомилась ты, наверное.
Ночью, лежа в объятиях от души хрюкающего полугнома (храпеть он не мог, потому что не было привычного ему простора для глубокого вздоха), я поглаживала карточку, спрятанную в кармане. Почему-то именно этот кусочек картона дал мне окончательно понять, что я — это не просто Ольгерда, а уважаемый в обществе человек, мастер. Что я не играюсь, как говорила моя мама (при этом она добавляла: а занялась бы чем-то серьезным, деток бы родила), а действительно занимаюсь тем делом, о котором с гордостью можно рассказать собеседнику, как бы небрежно протянув свою визитку.