Столичный миф
Шрифт:
К счастью, мир кухни — салатов, ветчины и сыра, который надо было резать, зелени, которую надо было мыть, вскоре ее отвлек. Одно женское занятие перетекало в другое, и мысли о Лехе ушли до поры.
Леха посмотрел на часы: три ноль три. Еще можно жить. Холодный душ прогнал сон до конца. Леха мылся, Леха брился, Леха начищал зубы. Выдавил на ладонь голубоватый гель из прозрачного тюбика, размазал по зачесанным назад волосам. Пусть блестят.
Аллочкиным родичам он нравится. И, чтобы доставить ей удовольствие, сегодня Леха будет выглядеть как
«Ух, Аллочка! Ну я до тебя доберусь сегодня!» — думал Леха, надевая рубашку.
Выбрал светлый пиджак. Май уже почти лето. Галстук с сиреневым всполохом. Может, тает кристалл, оплывает гранями. Может, голубая роза. Не поймешь, что там, на скользком шелку. Голубое пламя. Блик. Немного приспустить узел, пусть воротничок ляжет свободно.
До выхода — десять минут. Леха уже просчитал, когда сядет в машину, когда из тоннеля под Октябрьской площадью поднимется на Ленинский проспект, когда оставит слева памятник Гагарину…
Говорят, советы не любили авангард. Не тут-то было. Один памятник на площади Гагарина чего стоит. Этот блестящий монстр — брат металлического Меркурия из Рокфеллер-центра, отсвечивает полированными боками и тем сильно огорчает реалистов. Советская власть любила авангард. Казимир Малевич, автор «Черного квадрата», тут как-то украшал Красную площадь к ноябрьскому параду. Но, как всякая настоящая любовь кое в чем парадоксальной до абсурда русской души, она была раньше очень хорошо и со вкусом скрыта.
…И когда доедет по Ленинскому проспекту до Юго-Запада. В запасе есть десять минут. Что можно еще полезного успеть сделать? Леха вспомнил, что Аллочкина тетка любит ирисы. Надо найти ей букет. Без букета в гости нельзя.
Пожалуй, сначала надо завернуть на Таганку — хороший магазин рядом с гастрономом, только там одностороннее движение — ладно, выберемся через двор. Если там ирисов нет, то, как раз по дороге, притормозить у «Таганской»-кольцевой. Вроде там можно останавливаться. Если и там их нет, значит, придется посмотреть на Октябрьской. Но это запасной вариант. Или, в крайнем случае, завернуть на метро «Юго-западная».
Леха напрочь забыл про завтрак и только что не приплясывал, спускаясь со своего второго этажа. Не дождавшись, пока мотор полностью прогреется и зеленая лампочка погаснет, тронул педаль и выскочил через арку в переулок и свернул на кольцо. Переехал мост через Яузу, объехал справа въезд на эстакаду над Ульяновской улицей, развернулся под эстакадой и ушел в переулки. И через две минуты, через двор, по тротуару, Леха подобрался к цветочному магазину.
Двухэтажный одиноко стоящий особнячок, тротуар, мощенный шестигранными плитками, белая арка, желтые двери, распахнутые настежь. Налево — отдел игрушек, направо — цветы. Весенний сквозняк торопился выдуть застоявшийся за зиму запах пластмассы от самолетных моделей и легкую гарь электрических обогревателей, всю зиму мешавшую цветам уснуть.
Времени — в обрез, но, конечно, Леха сначала пошел посмотреть на полуметровых
— Сколько лет? — спросила молоденькая продавщица.
Леха неохотно отвернулся от витрины с солдатиками:
— Что? Нет, я так, посмотреть… У меня еще нет… — И пошел к цветам. Там мужик расплачивался за большой букет роз с продавщицей. Больше никого не было. Дожидаясь, пока девчонка освободится, Леха огляделся по сторонам.
Наверное, здорово вот так, круглый год, по восемь часов в день быть среди зелени. Проживать треть жизни. Приходишь на работу зимой затемно, а здесь яркий свет и розовый дух… Только на полу кое-где грязная зимняя вода — принесенный на каблуках и растаявший снег.
А может, и не так здорово. Говорят, эти цветы пичкают сильными гормонами, и концентрированными удобрениями, и слегка ядовитыми консервантами — чтобы дольше не осыпались их нежные лепестки. На окне они безвредны, а вот если дышать этим целый день в магазине — бывает аллергия.
— Это ирисы? — Леха недоверчиво посмотрел на невзрачный веник. Толстые стебли, мятое зеленое жабо под надутой синей головкой. Вот розы, он знал, это цветы. Или еще гладиолусы. А это безобразие просто какое-то…
— Нет, не тот… Левее. Ага. — Продавщица сняла со стеллажа и расправила в руках прозрачный пластиковый пакет с едва заметной давленой сеткой. Леха еще раз критически осмотрел букет. Ладно, времени нет, пора ехать. Вздохнул, расплатился и пошел к машине.
Пропустил троллейбус, через все полосы повернул во двор за таганским гастрономом. Хорошо ехать в праздники, когда машин мало. Теперь направо, на площадь. А погода, погода-то прелесть!
От души — по тормозам. Прямо впереди снизу вверх качнулся багажник черной «Волги». На площади — море машин. Хорошо стоят: и вдоль, и поперек. Леха уже потянул рычаг, чтобы сдать назад и развернуться налево через полосу — но сзади в упор встал синий сорок первый «Москвич». Баба за рулем. Леха выругался. Приехали. Прощай, свобода! Вот уж не думал, что попадет в пробку…
Дракон ценит человеческое внимание. Очень высоко ценит. И когда работяги откладывают свои отбойные молотки и перестают чесать ему спину, когда по случаю выходных не хватает гаишников, и, неприлично поигрывая своими палочками, они ленятся сгонять с него надоедливых мух-нарушителей, Садовое кольцо начинает скучать. И со скуки играет в пятнашки.
Набирает полную площадь машин, а потом глушит самый большой трейлер и сбрасывает с проводов троллейбусные рога.
Ах, пробки, пробки… И пожарники, и милиция — все стоят здесь. Никакой спецсигнал не поможет. Тут нужен бульдозер.
С девяносто второго года количество машин в городе удвоилось. Говорят, власти скоро перестанут регистрировать и ставить техосмотр автомобилям старше шести лет. Чистить улицы начнут с самых беззащитных. Предлогом будет экология; но московский выхлоп столь ядовит не из-за плохо отрегулированных или изношенных двигателей, а из-за качества бензина.