Столик в стиле бидермейер
Шрифт:
– Да, забей! Пьянь местная. – Она презрительно наморщила нос. – Ничего они мне не сделают. Только воздух сотрясают.
– А из-за чего сыр-бор?
– Из-за столика. Ну, тебе Надя ведь рассказывала…
– Какого столика? Того самого, старинного?
Так, значит, это та баба, алкашка, у которой Карина столик купила, догадалась я. Стоп! Почему я сказала «Карина купила»? Купила ведь Надя? Хотя…
– Карина, – спросила я, – а почему они на тебя злятся? Ты-то тут при чем? Ведь это Надя… – Я не успела закончить фразу.
Карина взглянула на меня, словно
– Катька, не делай вид, что с Луны свалилась, – тихо произнесла она. – Надька – она дитя малое. Дурочкой была, дурочкой и осталась. Без меня она бы ни в жисть ни одной сделки не провернула.
Я остолбенела. Деловая! А Надька все ей разрешает! Всему же должен быть предел, даже собственной бесхарактерности. Не удивлюсь, если эта стерва и с мужем ее спит.
– Видела бы ты, в каком состоянии этот несчастный столик у них валялся, – как ни в чем не бывало продолжила Карина. – С них бы сталось его на дрова порубить. А теперь злятся, что мало выручили. Видать, все уже пропили, еще деньжат захотелось.
Я снова взглянула на ругающуюся парочку. Карина права: без нее изящный столик был бы обречен на гибель. Надя точно не смогла бы с ними договориться.
Эх, не баловало меня отпускное лето погодой! Жаркие деньки можно было по пальцам пересчитать, то и дело дождик накрапывал. Но у тети Нюры широкая веранда, застекленная, с большим столом и мягким диваном. Когда ветра не было, мы смогли открывать их окна настежь. Пахло смородиной и вишневым листом, петрушкой, укропом, ароматными неизвестными травками. Тети Нюрин муж быстро опьянел и отправился спать. Это было даже хорошо: совсем он не был похож ни на свою жену, ни на сына. Грубый, ничем не интересующийся. Он или возился в гараже с машиной, или спал. Помогать по хозяйству тетя Нюра ему особенно не позволяла. Например, когда он косил, то сметал под корень все ее любимые цветочки, оправдываясь тем, что не заметил. Я не верила. Вы когда-нибудь видели дельфиниум? Это растение метр высотой, да еще и с яркими цветами. Ну как его можно не заметить?
Мы сидели втроем и тихо переговаривались – по слову в час. Тетя Нюра в который раз пересказывала мне историю здешних мест.
– Деревня здесь давно существует, усадьба еще при Екатерине Великой была построена… Несколько раз перестраивалась. Поэты тут гостили, стихи писали о красоте здешних мест, художники. В крупных музеях их картины есть.
– Откуда вы все это знаете? – поинтересовалась я.
– От Вари, библиотекарши нашей, – объяснила тетя Нюра. – Она молодец: столько всего собрала.
– А где здесь библиотека? – Ничто в поселке не намекало на существование «культурного центра», хотя уже второй человек говорил мне о нем.
– А на задах магазина, – объяснила тетя Нюра. – Заходишь в дверцу и по коридорчику… Это на самом берегу получается. Варвара у нас энтузиаст, только на ней библиотека и держится. Варя старые фотографии собирает и рисунки барской усадьбы, что под воду канула.
Я представила себе призраки расфуфыренных дам в пышных платьях, порхающих над водой.
– Наверно, их
– Не-ет, – протянул Антон. – Привидение у нас конкретное. Это Анастасия Зябужская. Дочь последнего барина. Их было три сестры, а Анастасия… то ли загуляла, то ли еще что… В общем, она родила внебрачное дитя, и папаша ее зарезал.
– Как зарезал?
– Ножичком! – охотно объяснил Антон. – Предание гласит, что папаша бегал за обезумевшей от ужаса дочерью по всему дому, в конце концов нагнал и заколол. Все произошло именно на том самом столике.
– Точно, – кивнула тетя Нюра, – я помню, когда он еще у Людки стоял, я на нем зарубку видела, как от ножа.
– Ну, это все домыслы, точно теперь никто не проверит, – заметил Антон.
– Как это не проверит? – возмутилась тетя Нюра. – Вон у Варьки и фотография есть комнаты, где столик стоял, и библиотеки ихней. И столик там посередке ясно виден.
– Папашу арестовали?
– Нет. Не успели. Революция грянула. А потом он сам помер от удара. Но перед смертью успел денежки за границу перевести и оставить двух других девок без наследства. Завещание составил: все их детям в законном браке.
– А что девки? Замуж не вышли?
– Да какое там замуж! Одна умерла вскоре, от тифа вроде… Другая жила с кем-то, но не расписалась: тогда не принято было.
– А внебрачное дитя? Кто это был, мальчик или девочка?
– Понятия не имею! – пожал плечами Антон.
– Вроде девочка, – ответила тетя Нюра. – Несколько лет назад тут приезжала одна старушка, внучка ее.
– И что внучка?
– А ничего. Погуляла, посмотрела. Постояла на берегу – дом-то под воду ушел. И все. Назад поехала.
– Как романтично! – расчувствовалась я. – Погибшая красавица… Злодей отец! А что красавец соблазнитель? Где же он?
– Да шут его знает, – махнул рукой Антон. – У Варвары спроси. Она, может, и скажет.
У Варвары? Ах да, это библиотекарша. Замечательную я все-таки себе деревню выбрала: с библиотекой, историей, с привидениями! Где теперь такую найдешь?
Много достоинств у нашей деревни, однако есть и свои недостатки: проехать к нам можно только по одной-единственной дороге: извилистой и узкой. Ведет она через лес, две машины с трудом разъезжаются, рискуя увязнуть на глинистой обочине. На перекрестке часто дежурит ГАИ: ловят подвыпивших водил.
К нам ходит автобус. По расписанию: раз в полтора часа. Мне нужно было съездить в город, и Антон вызвался меня проводить. Нет, не ради моих не слишком прекрасных глаз: у него в городе тоже были какие-то дела.
В салоне автобуса мерзко воняло выхлопными газами. Ногам было жарко, но через окна проникал сырой лесной воздух. Рыбаки в кирзовых сапогах деловито обсуждали, что рыба нынче плохо клюет, что раньше здесь окуньки водились – во-от такие! А теперь всякие придурки на скутерах рыбу распугивают. Скутеров на самом деле было много. Их шум будил меня по утрам и часто не давал заснуть ночью.