Столик в стиле бидермейер
Шрифт:
На несколько лет Татьяна Романовна ушла из школы. Вела кружок в каком-то клубе, давала частные уроки. А потом вернулась. Все удивились, но не принять ее не имели права: вакантная должность, ее специальность и стаж соответствуют…
Я хорошо помню, как, проработав в школе несколько месяцев, она вдруг подозвала меня и пригласила в пустой класс. Усадила перед собой, угостила какой-то конфетой. Невкусной, залежалой. Заговорила о чем-то постороннем. Потом без всякого перехода спросила:
– А ты помнишь, как оно все было? В
Я замерла, но осторожно кивнула. Она попросила рассказать. Я, медленно подбирая слова, заговорила. Учительница слушала очень внимательно.
– Значит, когда ты вбежала в класс, Надя держала в руке тряпку для доски? – уточнила она.
– Да, она ведь дежурная была, – подтвердила я. – Доску после урока, наверное, протирала.
Мне показалось странным, что Татьяна Романовна зафиксировала на этом внимание. В ответ на мои слова она кивнула и повторила эхом:
– Да, доску протирала. Конечно, доску.
Засиделась я у Нади долго. Уже начало темнеть, когда я вернулась домой: старенькое облупившееся крыльцо, покосившийся фундамент. Пахнет мышами – надо кота завести. Тетя Нюра наверняка в курсе, у кого кошка окотиться готова. Спрошу у нее.
Я потрогала кастрюльку с молоком. Еще теплая. Сливки поднялись и вместе с пенкой образовали густой плотный слой. Если поставить молоко в холодильник, он станет еще гуще. Давно я такого не пробовала, только в детстве… у бабушки. А сейчас пакетное молоко не кипятят.
Я прислушалась: какие-то шорохи, скрипы. Простая мебель из ДСП, оставшаяся от прежних хозяев. Хотя дому больше ста лет – в интерьере никакой старины, не на чем глаз остановить. Или все же можно найти? Я осторожно отколупнула кусочек обоев – под ним оказались другие, в мелкий цветочек, они тоже легко отошли от стены. Мне хотелось расчистить участок побольше, но как это сделать, не повредив самый первый слой?
Вооружившись ножом, я старательно колупала стену. Какая прелесть все-таки эти старые дома! Слои обоев – вся наша история. Вот брежневские времена – нечто дешевое с медальонами. Я хорошо помню, как тогда все «доставали». Не покупали, а уж тем более не выбирали, что нравится, а именно доставали, не обращая внимания ни на цвет, ни на фасон.
Вот слоем ниже – явный хрущевский минимализм. Потом – газеты. Где-то я читала, что люди хранили понравившиеся выпуски именно таким образом: оклеивая ими стены. Иначе можно было попасть под подозрение: «Почему вы именно эту газету храните? Ага, с антисоветской целью!..»
А вот и самый нижний, то есть первый, слой. Он обрывается примерно на высоте моих плеч – дальше просто побелка. Темные обои в стиле модерн, с великолепными розами.
Я сделала неосторожное движение, и поперек розы пролегла царапина.
– Ой! Хренов из меня реставратор! – в сердцах воскликнула я.
– Никак тоже клад ищешь? – послышался насмешливый голос тети Нюры.
–
– Да, – кивнула тетя Нюра. – А я уж подумала, что ты в бредни о кладе поверила.
– Именно что бредни. – Из-за спины соседки выглянул высокий молодой человек. – Добрый день.
– Вот, хотела тебе моего сына показать, – заулыбалась тетя Нюра. – Познакомьтесь: Антон, Екатерина.
Я с интересом поглядела на молодого человека. Хотя не такого уж и молодого: за тридцать. Чуть моложе меня. Высокий, немного полноватый. Черты – некрупные, невыразительные, но лицо умное.
– Сынок ко мне в отпуск приехал, – объяснила тетя Нюра. – Он у меня таможенник.
– Добрый день, – поздоровался Антон. – Клад не ищите. Это ерунда!
– А вы откуда знаете? – спросила я. – Вдруг не ерунда?
– Таможня отследила, – усмехнулся он. – Вы чуть подольше поживите, и вам всю местную историю в подробностях расскажут.
Я задумчиво рассматривала витрину сельпо. Тетя Нюра планировала на вечер небольшое угощение по случаю приезда сына. Меня пригласили. А с пустыми руками идти неудобно.
Готовлю я неплохо. Месяц на куриных окорочках продержаться могу и не повторюсь. Ну… почти ни разу. Я их варю, жарю, тушу, запекаю – только в моей избушке плита без духовки.
Хорошо, когда машина есть; а я без колес. Значит, в супермаркет отовариваться ездить не могу. О парном мяске следует забыть. Овощи – картошка, морковка… фруктики свежие, выбор пива радовал, ну и соки всякие… Куплю-ка я, пожалуй, пива – для себя (чтоб водки больше не наливали), колбаски, состряпаю тушеной капустки с лучком… «Сосиски с капустой я очень люблю, тирли-тирли-ли, сосиски с капустой вкуснее всех блюд…»
Отборная матерщина прервала ход моих мыслей. Обернувшись, я увидела Карину, вышедшую из машины и направляющуюся к магазину. Метрах в тридцати стояла не слишком старая женщина, очень толстая и плохо одетая: в тесном, застиранном и выцветшем ситцевом платье без рукавов с огромным количеством вытачек. Такие платья носят теперь только в деревнях. Эти наряды хранятся в сундуках и на антресолях с шестидесятых годов. Вернее, раньше хранились, при брежневском дефиците. Теперь горожане повыкидывали. А деревенские – нет.
Поношенная одежонка, рискуя лопнуть по швам, обтягивала ее заплывшие жиром формы и обнажала колени. Жуткие колени! Мослы, выступившие вены, целлюлит… Я даже не знаю, как все это называется.
Бабища потрясала кулаком и кричала вслед Карине что-то непотребное. Стоявший рядом мужик, не мужчина – именно мужик: пропитой, отечный, хрипло выразился еще яснее:
– Убить такую суку!
– Катька, привет! – Карина улыбнулась мне как ни в чем не бывало.
– Привет, – оторопела я. – Что это они?