Столкновение с бабочкой
Шрифт:
– М-да… Быть может, – неопределенно заметил государь. – Как Бог даст…
Он как будто выбирал между петлей и пулей, не в силах предпочесть одно из двух.
За окном был свет папиросной бумаги, которую приставили к зажженной лампочке. Настенные часы показывали половину десятого утра.
Внезапно вагон дернулся. Заскрежетали тормоза, государя мотнуло к стене, и он чуть не ударился головой.
Паровоз дал гудок и встал.
– Опять революционные заносы? – предположил Николай Александрович.
– Заносы, но климатического
– Мне бы очень хотелось подышать свежим воздухом…
Глаза государя сделались просительными, как у ребенка. Ему невозможно было отказать.
…В сопровождении министра двора он осторожно сошел на заснеженную землю, предварительно ощупав ее сверху ногой, как купальщик пробует холодную воду.
Сапог уперся в наледь. Кинжал съехал с левого бока к животу. Папаха сидела как-то криво.
Свежий воздух провинции взбодрил его. Он глубоко вздохнул и поднял глаза к небу. Солнце напоминало кусочек масла, плавающего в налитом молоке. Весна!.. А там – Ливадия. Уютный дворец с прекрасным розовым садом и купанием для детей. Хочу в Ливадию, и поскорее!..
Государь увидел, что на соседних путях стоит длинный курьерский состав, по-видимому заграничный. Что комендант его поезда переговаривается о чем-то с машинистом курьерского, возбужденно жестикулируя. Что пассажиры выползают по одному, чтобы размять ноги.
– Сейчас тронемся, ваше императорское величество! – пробормотал комендант, подбегая. – На подъезде к Петрограду столпилось около десятка поездов. Их хотят пропускать в порядке общей очереди, как вам это нравится?
– Они действительно тронулись и с ума посходили, – возмутился Фредерикс. – Его императорское величество должен ждать десяток поездов?..
– Говорят, теперь демократия…
Только несколько дней меня не было в столице, и уже демократия!.. А если несколько недель не будет, то настанет коммунизм. Кто у меня в правительстве отвечает за железные дороги? – подумал Николай Александрович. – И есть ли оно, правительство?
– Железные дороги есть, а правительства нету, – произнес кто-то, слегка картавя.
Государь оглянулся. Позади него стояла интеллигентная пара, вышедшая, как он, прогуляться из международного вагона. Обоим – около пятидесяти. Он – рыжеват, с короткой бородкой и профессорским смягчением буквы «р». Она – с одутловатым лицом женщины, страдающей базедовой болезнью.
– Неработающие железные дороги – показатель кризиса, – произнес картавый, с интересом заглядывая в лицо государю. – Вы, должно быть, с Кавказа?
– М-да. Можно и так сказать, – ушел от определенного ответа государь император.
Ему было неприятно, что интеллигентная профессорская пара не признала в нем самодержца. Совсем разболтались. Наверное, тоже юристы, потому что ничего не смыслят в практической жизни. Что с этими юристами делать?
– И как там у вас на Кавказе, товарищ? – поинтересовался картавый. – Всё ли спокойно?
– Напареули…
– А всеобщая рабочая стачка?..
Здесь паровоз царского поезда дал длинный предупредительный гудок.
– Нужно возвращаться, ваше императорское величество, – шепнул Фредерикс на ухо государю.
Взял его под локоть, повел к салон-вагону. Обернулся и, сделав круглые глаза, погрозил профессорской паре кулаком.
– Что это он, Надя? – спросил картавый у своей спутницы.
– В кандалы!.. – страшно произнес граф одними губами и вслед за царем запрыгнул в поезд.
– Должно быть, кавказский князек, – сказал картавый, провожая их взглядом. – Лезгин или черкес. Реакционнейшая публика, я вам доложу. Они чувствуют себя хозяевами России. А за душой ничего нет. Со времен Шамиля они очень измельчали.
– Это не черкес, Володя, – ответила спутница. – Это, по-моему, царь всея Руси…
– Бесцветный феодал в карнавальном наряде? Гм!.. – не поверил ее супруг.
– А вы на поезд посмотрите!..
Императорские вагоны, отливая голубизной чистого неба, медленно проходили перед ними, устремляясь к Петрограду. Мягкие рессоры поддерживали их, как тихое море поддерживает усталую лодку. Хорошо смазанные колеса почти не стучали. Солнце играло на стекле узких окон, зашторенных дорогой драпировкой.
– Поезд архистранный, вы правы, – согласился Владимир Ильич. – У нас – международный вагон, и то сильно проигрывает этим.
– Если этот кавказец – государь, то ваша встреча поистине судьбоносна, – предположила Надежда Константиновна.
– Плохая примета, – согласился муж. – Первое впечатление от России – и на2 тебе, кровавый тиран!.. К чему бы это? Гм!..
– К карьере. Вас ожидает головокружительный взлет.
– Нет. Не верю… И почему у меня под рукой не оказалось бомбы?.. – пробормотал Ульянов с тоскою студента.
Предположение жены ему казалось неприятным. Он давно не был в России, встреченный им лезгин лишь отдаленно напоминал Николая Кровавого, к которому он прилюдно испытывал жгучую ненависть, а в глубине души, наедине с самим собой, был совершенно равнодушен. Он что, ходит по путям без охраны? А где пулеметы, чтобы отстреливать революционеров? Непонятно и дико. Всё наперекор собственным представлениям.
Чувствуя себя обманутым, Ленин, подсадив супругу, с трудом забрался на площадку международного вагона. Будущее было покрыто полным туманом. И он ясно понял: решение ехать в Россию было ошибочным. Это радикалы его совратили!.. Левка, с которым он состоял в переписке, да этот, тезка Маркса, что все время радуется.
Покручусь немного и уеду обратно, – решил про себя Владимир Ильич. – Если меня, конечно, не арестуют. Посмотрим. Подумаем и взвесим. Тезис, антитезис – синтез. Надо бежать!..