Столкновение с бабочкой
Шрифт:
– Революцию делаем, Лев Давидович.
– А зачем штаны расстегнули?
– Чтобы эта министерская падла навсегда меня запомнила, – сказал предводитель.
Изодранный в кровь заложник сидел в машине, согнув плечи и дрожа, как кролик.
– Правильно мыслите, товарищ моряк! – Троцкий поднял кулаки в воздух и потряс ими. – Ваша как фамилия?
– Раскольников.
– Как у героя Достоевского. Хвалю. Это действительно падла. Ничтожный министр земледелия. В стране, где не решен земельный вопрос, есть еще и министр земледелия! Вы слышите этот пасквильный анекдот? Земли
– …Позор! – закричали в толпе. – К черту минист-ров-капиталистов! Долой Временное правительство! Землю – крестьянам, фабрики – рабочим!.. Мир хижинам, война – дворцам!..
Человеческое море заволновалось и понеслось на Троцкого своей пеной.
– Не забудем, не простим! – выкрикнул Лев Давидович свой последний лозунг.
Здесь его схватили десятки рук и попытались вознести над толпой.
– Но я расстреляю всякого, кто убьет буржуазного министра без суда! – рыкнул Лев, уворачиваясь от рук, подобно куску льда. – Я буду стрелять днем и вечером… от заката до рассвета всех, кто презирает революционную законность и попирает ее анархическим кулачным правом!.. Вот вы, гражданин Раскольников… Вы же не юноша! А расстегнули портки, как гимназист… Вы еще и удой своей потрясите, если она у вас есть! Обнажите все шалоболы, чтобы до любого дошло: я – революционер!..
В толпе засмеялись.
– Чем вы хотите нас удивить? Тем, что в штанах есть то, что можно вынуть?
– Но ведь мочи нет терпеть… Когда революция? Чего вы нас гнобите? Революцию давай, революцию! – сорвался на крик матрос.
Толпа примолкла, слушая их разговор.
Троцкий подошел к Раскольникову вплотную и крепко поцеловал в губы.
– Вот тебе революция. Доволен? Все довольны или не все? – грозно спросил он. – Кто не согласен, сделать шаг вперед!
Нить диалога была утеряна. Пламенный оратор смешал карты, покрыв туза десяткой, и вызвал замешательство, которым можно было управлять. Куда его направить? – подумал он. – Во что обратить? В панику или обожание?
– А вы сами виноваты, что революции нет. Нет дисциплины – нет и революции. Есть дисциплина – есть и революция. Знаете, что Господь Бог сказал своему заместителю, когда тот позвал его на заседание реввоенсовета? Скажите им, что меня нет!.. А Галилео Галилей?! Что сказал Галилео Галилей святой инквизиции? Поскольку Земля вертится, приходится вертеться и мне!.. Идти можете? – шепнул он человеку в машине.
Тот всхлипнул.
– Цепляйтесь за меня и идемте!.. Вот этот соглашатель и предатель революционного дела, – возвысил голос Лев, – будет расстрелян мною сейчас же в коридоре Смольного института за все то хорошее, что он уже совершил и может еще совершить. Смерть буржуазным соглашателям! Долой Временное правительство! Да здравствует товарищ Троцкий! Претворим «Апрельские тезисы» Ильича в мае, июне или в августе будущего года… Ура!.. Ура!.. Ура!..
«Ура» на этот раз получилось неслаженным и робким. Еще мгновение – и нить порвется, – подумалось оратору. – Вперед, в институт, и дал бы Бог унести ноги!..
Он быстро поднялся по ступенькам и втолкнул вялого, как мокрый снег, министра в прихожую.
– Стреляй, мерзавец! Нас сейчас накроют!..
– Куда? – не понял солдат.
– Туда, – Троцкий показал на дверь и пинками направил солдата к выходу.
Сам же, взяв Чернова за руку, быстро увел его в восьмой кабинет.
– …Что? – нервно спросил у него Антонов-Овсе-енко, бегая по кабинету.
– Ничего, – ответил Лев Давидович, тяжело дыша. – Как обычно. Вулкан разразился ватой.
С улицы раздалась короткая пулеметная очередь. Ей ответили робкие одиночные выстрелы и тут же стихли.
– Вы знаете этого человека? – спросил Троцкий у государя.
Тот сидел за партой, накинув шинель на плечи, и пил слабозаваренный вчерашний чай.
– А ведь это член вашего кабинета, – подчеркнул Лев Давидович. – Министр земледелия Чернов.
– Ваше величество… Какими судьбами? – не поверил своим глазам министр.
– А вы какими? – спросил государь.
– Я по должности.
– Устанавливать контакты с бунтовщиками – это по должности? – осведомился гражданин Романов.
Говорил он в своей обычной манере, неброско и тихо.
– Но вы ведь сами здесь. Значит, тоже устанавливаете контакты, – пролепетал Чернов.
– Да хватит вам спорить, – отрезал Лев Давидович. – Оба хороши. Со своей беззубой политикой. Импотенты. Всё взвалили на большевиков и умываете руки.
– Когда это вы стали большевиком? Вы же меньшевик и «межрайонец»! – возразил Чернов, который начал уже приходить в себя.
– Недавно и стал.
– А гражданин Ульянов? Он же, как мне помнится, сказал публично, что если Троцкий станет большевиком, то я буду монархистом?
– Не знаю. Может, уже и монархист, – устало заметил Лев. – Не все ли равно? Что с Ильичом, что без него… А дело идет кувырком.
Замолчал. Сел за одну парту с государем и отпил из его стакана остывший кипяток.
Он вдруг вспомнил, что на квартире жены Каменева ему сказал один умный еврей: «Окститесь, Лев Давидович! Куда вы собираетесь вступать? Они же форменные бандиты!.. Вам, меньшевику-интеллигенту, нет места в этом вертепе!..» – «Да, – согласился с ним Троцкий. – Мне нигде нету места. Но это единственные бандиты, которые могут взять власть!..» Жена Каменева была его собственной сестрой. Все переплелось и срасталось в новый династический узел. А такие узлы нужно рубить. Мы, большевики, против любого династизма, и на2 тебе… уже ведем себя как привычные феодалы!..
– Не пойму я вас, господа… Что вам всем нужно? – спросил задумчиво государь.
– Нам нужен социализм, – предположил Лев Давидович, прогоняя прочь неприятные мысли.
– Уточните.
– Это им нужен социализм, а мы согласны на буржуазную демократию, – сказал Чернов.
– Но ведь уже демократия. Проезд бесплатный и много ворованного оружия, – возразил государь.
– Это еще не все. Землю вы отдали крестьянам? – спросил Троцкий, хрустя куском сахара.
– Так они сами ее забирают, – опять встрял в разговор министр земледелия.