Столыпинский вагон, или Тюремные приключения мэра
Шрифт:
– Ты знаешь, провожу новоселье по частям. Денег особенно нет, приходится экономить.
Я ему поверил. С деньгами у него действительно были проблемы. Вернее, денег у него не было. В новую квартиру он не смог купить даже нового стула. Старая мебель из хрущевки сиротливо жалась по углам огромных комнат. Высокие потолки словно посмеивались свысока над колченогим столом и потертым кожаным диваном. Воздуху в квартире было много. Леонид Михайлович перехватил мой взгляд и печально улыбнулся. Мне на секунду показалось, что он даже стал меньше ростом.
– Ничего, – весело крикнул он, – прорвемся! Кредит я тебе вернул? Вернул. А знаешь, как тяжело
Галя грустно улыбнулась и кивнула в ответ.
Семья Ивенских всегда славилась оптимизмом. Я не сомневался, что со временем квартира действительно приобретет совершенно другой вид. Леонид Михайлович умел зарабатывать деньги. Настроение у меня поднялось. Мы сели за старый кухонный стол и принялись гулять: все-таки новоселье.
Когда застолье набрало хорошие обороты, мы оставили женщин на кухне обсудить последние новости в мире моды, а сами перешли к Леониду Михайловичу в кабинет. Взяли два фужера, коньячку, закуски и сели на диван.
– Ты спрашивал, как Италия? – начал он. – Италия – дорогая, хорошая страна. Красивая мечта. Как бы я хотел в ней жить, – закатив глаза, мечтательно и с выражением произнес он. – А Россия – дебильная страна, страна дураков и пьяниц. Это же смех, с кем мы имеем дело. Зотин! Да разве это президент. Знаешь, Николай, – он понизил голос, – я пишу книгу «Власть», почти закончил. Опишу в ней все, что видел среди этих негодяев.
Ивенский судорожно сглотнул, плеснул себе коньячка и молча выпил до дна. Я видел, что человеку надо было выговориться, а потому просто слушал.
– Собрались мы в Италию. Правительственная делегация. Как последний идиот, купил себе дорогой костюм, рубашку, туфли. Потратил на гардероб тучу денег. Зачем? Можно было ехать в рваных джинсах. Но для меня эта поездка… Мечта! Я-то думал, что еду с людьми. Шиш. Сели в самолет, выпили по сто грамм и членов нашего правительства (при этих словах Ивенский скривился) как прорвало. Зотин стоит в центре самолета, вокруг него крутятся шестерки и говорят, говорят, говорят. Превозносят до небес: первый президент, великий человек, в историю, на века… Лизоблюды!
Приземлились. Идем на таможенный контроль. Зотин вырядился как клоун. Костюм чуть велик, рукава висят. На проверку паспортов пошел первым. А ты же знаешь, у него косоглазие, за постоянные моргания его зовут «МИГ-17». Ну вот, итальянский офицер берет его паспорт и пристально смотрит на президента. Тот начинает моргать, вроде как подмигивает. Итальянец ничего не понимает. «Вы кто?» – спрашивает. Зотин, не переставая моргать, с достоинством отвечает: «Я президент Республики Марий Эл». Итальянец ему в ответ: «Вас нет в списке VIP-персон. Вы не президент. Президенты идут по зеленому, дипломатическому коридору». Зотин ничего не понимает, смотрит по сторонам. Подходить нельзя. С красной линии я ему прокричал примерный перевод, а он как заорет: «Как не президент?! Я президент Марий Эл!» И опять моргает. Офицер никак не может понять, что это за русский, который все время подмигивает и утверждает, будто он президент.
Итальянец: «Вы президент компании? Бизнес?» Зотин: «Какой бизнес?! Я президент республики!». И опять глазами хлоп, хлоп, хлоп. Итальянец психанул, закрыл проход и куда-то позвонил. Вышли два полицейских и потащили Зотина на досмотр в свою комнату. Мы в шоке. Представляешь? Президент что-то орет, два здоровенных полицейских тащат его под руки, а члены правительства стоят на таможенном контроле с открытыми ртами.
Зотина
Через несколько минут из кабинета для досмотра выходит Зотин. Мы чуть не упали. Представляешь картину. Маленький, черные волосы взлохмачены, глаза горят бешеным огнем, галстук на боку, рубаха торчит из-под пиджака, рукава длинные висят, а из расстегнутой ширинки цветные трусы виднеются. И смеяться нельзя, и терпеть мочи нет. Я прижался к стене, давлюсь от хохота. Итальянцы, все красные, бегут к нему навстречу. Зотин матерится. В общем, картина та еще.
Вот так, Николай, мы приехали в прекрасную страну Италию. А дальше все просто. Вокруг одна лесть и подхалимаж. Каждый день пьянка до упада. Видимо, руководители фирмы «ФАТА», по приглашению которой мы попали в Италию, поставили себе задачу напоить марийцев вусмерть. Чтобы проще было подписать контракт. Приемы, банкеты – все на халяву. Члены правительственной делегации, разумеется, упились. В Турине по одному из местных телеканалов прошел сюжет, как пьяные марийцы валялись на столах. Кошмар. Называется, посмотрел Италию. Ивенский еще налил коньяка и залпом выпил свою порцию.
– После неудачи с голосованием по моему назначению работать стало невозможно. Идешь по коридору, а они, сволочи, морду отворачивают. Представляешь, оказывается, им мой рост мешает. Видите ли, Зотин маленький, метр с кепкой, а я большой, метр девяносто восемь. Вроде как мой рост его унижает.
Выпили еще. Я молчу.
– Вчера, представляешь, – продолжил он, – остаюсь вечером на работе. То да се, бумаг накопилось много. Вдруг звонок: президент вызывает. Бросаю все, бегу. Захожу. Стоит, сволочь, пьяный в хлам. Вдруг достает пистолет и наводит на меня. Я-то знаю, что у него боевой Макаров, он им часто хвалится. Думаю, шутит, а он: «Молись, проклятый демократ, сейчас я тебя убью». Испугался не на шутку. Ведь убьет, сука, и ничего ему не будет. Трясусь, ноги чуть держат. Веришь, чуть не обоссался, в яйцах тепло стало, будто потекло что. Кричу: «Какой я демократ, Владислав Максимович! Я же с вами, старый коммунист. Я и партбилет сохранил».
– Да, – рука его дрогнула, – а я свой выбросил, испугался, что президентом не стану. Время было такое. Все из партии бежали. Ладно, Лёня, иди. Не буду тебя сегодня убивать. Ты еще пригодишься, хотя и еврей.
– Представляешь, что со мною было. Я уже всех богов вспомнил, и иудейских, и православных. Вот скажи, как мне с ним работать? Я ведь чуть на колени перед ним не упал. В голове несется: упаду на колени, может, простит. А так убьет ведь, сволочь. Стою, метр девяносто, и чуть не падаю. А этот клоп, сволочь, крутит пистолетом, словно это не оружие с боевыми патронами, а детская игрушка.
Чуть не плача от обиды, Леонид Михайлович откинулся на спинку дивана и перевел взгляд в потолок.
Время новоселья истекло. Я, как мог, успокоил его, что-то пошутил. Позвал жену, мы стали собираться на выход. У самой двери Леонид Михайлович склонился к моему уху и с невиданной страстью прошептал:
– Книга будет интересной! Я им устрою.
Написал он эту книгу или нет, я не знаю. Только с некоторых пор с ним стали происходить странные вещи. Он начал жаловаться на здоровье, на страшные головные боли. Почти месяц пролежал в стационаре. Мне стало за него страшно.