Стон горы

Кавабата Ясунари

Может быть, ему никогда не придется увидеть, как возмущается Кикуко. Однажды Ясуко сказала Синго, что Кикуко старается не ревновать, чтобы не огорчить отца.

Синго, разбуженный храпом Ясуко, зажал ей нос. Ясуко, словно она и не думала еще спать, сказала бодро:

– Как ты думаешь, Фусако снова приедет с тем самым фуросики?

– Наверно. Они замолчали.

Сон об острове

1

Под полом ощенилась приблудная собака. Ощенилась – так

могут сказать лишь посторонние, но ведь и для семьи Синго собака была чужой. Ощенилась под полом, и никто из домашних не знал, когда это случилось.

– Мама, Тэру не приходила ни вчера, ни сегодня, может быть, потому что принесла щенят? – дней семь назад сказала на кухне Кикуко.

– Не знаю, возможно, – равнодушно ответила Ясуко.

Синго, грея ноги у жаровни, заваривал себе зеленый чай. С этой осени у него вошло в привычку по утрам Пить зеленый чай, и он сам его заваривал.

Кикуко заговорила о Тэру, готовя завтрак, и на этом разговор оборвался.

Когда Кикуко, опустившись на колени, поставила перед Синго миску с супом из соевых бобов, Синго налил ей чаю.

– Может, выпьешь чашечку?

– Выпью, пожалуй.

Такого еще не бывало, и Кикуко уселась поудобнее.

Синго взглянул на нее.

– И на оби [5] и на кимоно у тебя хризантемы.

А ведь сезон хризантем уже кончился. В этом году из-за неприятностей с Фусако забыли о твоем дне рождения.

– Почему же, на моем оби – все четыре благородных растения. Так что его можно носить круглый год.

– Что это значит «четыре благородных растения»?

– Орхидея, бамбук, слива, хризантема… – сказала Кикуко звонко. – На чем-нибудь вы их, конечно, видели, отец, и должны знать. И на картинах они бывают и на кимоно.

5

Оби – длинный широкий кусок материи, служащий поясом для кимоно.

– Скромный рисунок. Поставив чашку, Кикуко сказала:

– Очень вкусно.

– Этот зеленый чай я получил в подарок от семьи покойного, память которого я почтил, – как же его звали? – и теперь я снова стал пить зеленый чай. Раньше я его пил всегда. У нас дома другого чая вообще не бывало.

Сюити в то утро ушел в фирму раньше, чем Синго. Надевая ботинки в прихожей, Синго пытался вспомнить имя покойного приятеля, семья которого прислала ему в подарок зеленый чай. Можно было бы, конечно, спросить у Кикуко, но он промолчал. Этот приятель умер, внезапно в гостинице на горячих водах, куда он поехал с молодой женщиной.

– Давно что-то Тэру не приходила, – сказал Синго.

– Да, ни вчера, ни сегодня, – ответила Кикуко. Обычно, услыхав, что Синго собирается выйти из дому, Тэру подходила к крыльцу и провожала его до ворот.

Совсем недавно, вспомнил Синго, Кикуко гладила на крыльце Тэру по животу.

– Отвратительный какой-то, вздутый, – сказала, нахмурившись, Кикуко, пытаясь нащупать щенков. – Сколько их там?

Тэру посмотрела на Кикуко странно побелевшими глазами, потом легла на бок и подставила

живот.

Живот Тэру не был настолько вздутый, чтобы вызвать отвращение, как сказала Кикуко. В паху кожа, словно став тоньше, порозовела, у сосков налипла грязь.

– Сосков десять?

Услыхав это от Кикуко, Синго тоже стал издали пересчитывать соски собаки. Самые верхние – маленькие, словно бы увядшие.

У Тэру был хозяин, она носила даже ошейник с номером, но, видно, хозяин плохо ее кормил, и она отбилась от дома. Раньше Тэру вертелась около кухонь соседей. Но когда Кикуко стала добавлять к остаткам от завтрака и ужина припасенные для нее вкусные кусочки, собака большую часть времени проводила у дома Синго. Часто по ночам в саду слышался дай Тэру, и можно было подумать, что она вообще прижилась у них. Но даже Кикуко не считала ее своей дворовой собакой.

Ну, а щенков она всегда приносила в доме хозяина.

Поэтому, когда Тэру не появлялась в течение нескольких дней, Кикуко и подумала, что, наверно, она ощенилась в доме хозяина.

Синго было даже обидно, что щениться она все-таки возвращается в хозяйский дом.

Но на этот раз Тэру ощенилась под полом в доме Синго. Никто не знал об этом дней десять.

Однажды, когда Синго вернулся вместе с Сюити из фирмы, Кикуко сказала:

– Отец, Тэру ощенилась.

– Что ты говоришь? Где?

– Под полом, под комнатой прислуги.

– Хм.

Когда прислуга уехала, ее маленькую комнатушку превратили в чулан и стали складывать в нее разные вещи.

– Тэру, оказывается, забралась под пол, я заглянула туда, – похоже, там есть щенки.

– Хм. И сколько же их?

– Темно, как следует не рассмотрела. Они в самом дальнем углу.

– А, ну тогда понятно. Значит, ощенилась в нашем доме?

– Мне мама еще раньше говорила, Тэру все время вертится в сарае, странно себя ведет, роет лапами землю. Это она искала себе место. Подстелить бы ей в сарае соломки, она бы там, наверно, и ощенилась.

– Что мы будем делать, когда щенки подрастут? – сказал Сюити.

Синго тоже радовался, что Тэру принесла щенят в его доме, но ему была неприятна мысль, что придется выбрасывать детенышей приблудной собаки.

– Неужели Тэру ощенилась в нашем доме? – сказала Ясуко.

– В том-то и дело.

– Ты говоришь, под полом, под комнатой прислуги, но ведь это единственная комната в доме, где никто не живет, – значит, Тэру выбрала это место сама.

Ясуко, продолжая сидеть у жаровни, исподлобья взглянула на Синго.

Синго тоже сел у жаровни и, отпив чаю, сказал Сюити:

– Помнишь, Танидзаки как-то обещала помочь нам с прислугой, ты с ней больше не говорил?

Когда Синго стал наливать вторую чашку чая, Сюити остановил его:

– Пепельница, отец.

По рассеянности Синго начал наливать чай в пепельницу.

2

– Так мы и состарились, ни разу не взобравшись на Фудзи, – бормотал Синго, сидя в своем кабинете.

Неожиданно всплывшие слова, но в них, казалось ему, был какой-то тайный смысл, и он снова пробормотал их.