Стон горы
Шрифт:
Синго как-то видел репродукцию картины Сотацу «Щенок» и сначала подумал, что нарисована игрушечная собачка, просто украшение, – и теперь он был поражен, поняв, что щенок на картине совсем настоящий, чуть ли не живой. И стоит только мысленно придать этому черному щенку больше грации, изящества – сразу же появится та самая картина.
Думая об этом, Синго вспомнил, что маска Кацусики, удивительно живая, напоминает ему кого-то.
Мастер, сделавший маску Кацусики, и художник Сотацу жили в одном
Говоря попросту, Сотацу нарисовал щенка дворняги.
– Идите сюда, смотрите. Все щенки уже здесь. Четыре щенка, ковыляя и переваливаясь, сошли с насыпи.
Синго предчувствовал, что ни черный щенок, ни остальные уже не повторят сценки, изображенной на картине Сотацу.
Он подумал, не откровение ли это, что щенок превратился в картину Сотацу, а маска Дзидо – в современную женщину, или, наоборот, одно противостоит другому?
Синго повесил маску Кацусики на стену, а маску Дзидо потихоньку спрятал в шкаф, в самую глубину.
Ясуко и Кикуко, которых позвал Синго, подошли к умывальнику посмотреть на щенков.
– Что ж это вы, мылись и не обратили на них внимания? – сказал Синго, и Кикуко, слегка обняв Ясуко за плечи,ответила:
– У женщин по утрам голова идет кругом от забот, правда, мама?
– Конечно. А где Тэру? – сказала Ясуко. – Куда-то убежала, а детеныши ее бродят, бедные, словно заблудились или их подкинули.
– Ужасно, что приходится их выбрасывать, – сказал Синго.
– Двух мы наверняка пристроим, – сказала Кикуко.
– Что ты говоришь? Неужели кто-нибудь хочет их взять?
– Да. Один – это хозяин Тэру. Сказал, что возьмет кобелька.
– Вот как? Тэру отбилась от дома, и теперь он решил вместо нее взять ее щенка?
– Видимо.
– А что касается Тэру, мама, то она, наверно, пошла поесть, – ответила Кикуко на вопрос, который Ясуко задала раньше, и пояснила Синго: – Тэру умная – все прямо удивляются ее сообразительности. Она точно знает, когда в каком доме на нашей улице едят, и приходит без опоздания.
– Что ты говоришь? Ловко устроилась.
Синго был немного разочарован. Неужели, когда он завтракает или ужинает, полагая, что Тэру дома, она ходит по соседям, подгадав время, когда те едят?
– Точнее говоря, приходит не к самой еде, а сразу же после нее, когда уже есть объедки, – добавила Кикуко. – Недавно, когда Тэру у нас в доме принесла щенят, я сказала об этом соседкам, и они потом все расспрашивали меня, как Тэру. А соседские дети пришли и просят: покажите щенков Тэру. Это когда вас не было дома, отец.
– Вот это популярность.
– Да, необыкновенная. Соседка рассказала мне интересную вещь. Если Тэру пришла в ваш дом и родила здесь, говорит она, значит, у вас должен еще кто-то родить. Тэру решила так надоумить молодую хозяйку.
– Ой, мама.
– Так соседка сказала.
– Разве можно сравнивать собаку с человеком? – сказал Синго. Эти слова тоже не были так уж кстати.
Однако Кикуко подняла голову, до этого опущенную.
– Особенно заботится о Тэру дед Амамия-сана. Может, дадите мне щенка, говорит. По-моему, он человек надежный. Он так сердечно говорил со мной, что мне стало даже неудобно.
– Вот как? Ну что ж, пожалуй, пусть возьмет, – ответил Синго. – Ладно, пошли домой.
Амамия был соседом хозяина Тэру, но, потеряв работу, продал дом и переехал в Токио. Вместе с ним жили муж с женой, старики, помогавшие по дому. В Токио у Амамия дом был слишком мал, и он не мог взять их с собой, так что они остались в Камакура и сняли себе жилье. Этого старика, всю жизнь прожившего в доме Амамия, все звали дедом Амамия.
Тэру была дружна с дедом Амамия больше, чем с другими. Даже когда они сняли комнату и переехали в другое место, старик приходил, только чтобы проведать Тэру.
– Надо поскорее сказать деду, что мы дадим ему щенка. Обрадовать его. – С этими словами Кикуко вышла из дому.
Синго не посмотрел ей вслед. Наблюдая за черным щенком, он вдруг увидел, что упал большой репейник, который рос у окна. Цветы с него осыпались, стебель сломался у самого корня, но был еще зеленый.
– Крепкое растение репейник, – сказал Синго.
Вишня зимой
1
В ночь под Новый год пошел дождь и лил весь следующий день.
Новый год, и можно было встать попозже, но Сатоко, дочка Фусако, с раннего утра начала бегать по веранде, и Синго проснулся.
Кикуко уже поднялась.
– Сатоко-тян, иди сюда. Давай вместе жарить рисовые лепешки с овощами, приготовим с тобой настоящий праздничный завтрак. Сатоко-тян будет мне помогать, ладно? – Кикуко зазывала Сатоко в кухню, наверно, для того, чтобы та не бегала по веранде, примыкавшей к спальне Синго, но девочка, словно ничего не слыша, продолжала топать.
– Сатоко, Сатоко, – позвала Фусако, которая еще лежала в постели. Сатоко не ответила и матери.
Проснулась Ясуко и сказала Синго:
– Дождливый Новый год.
– Угу.
– Из-за того, что поднялась Сатоко, а Фусако еще лежит в постели, встать вынуждена была Кикуко.
Ясуко произнесла длинное «вынуждена была», и язык у нее немного заплетался. Синго показалось это странным.
– Меня уже давно в новогоднее утро не будили дети, – сказала Ясуко.
– Теперь это будет ежедневно.