Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2
Шрифт:
Надя засыпает меня словами. Пытается перехватить инициативу в разговоре и вернуть себе уверенность. На ней белая спортивная маечка с короткими рукавами и голубые шорты. Длиннее, чем позволяли себе модницы двадцать первого века, но тоже очень эффектные.
– Не надо готовиться, – говорю, – я за естественную красоту. Что естественно, то не безобразно.
– Как вы это хорошо сказали! – из палатки выныривает ещё одна девушка. Жгучие тёмные локоны. Спортивная фигура. Почти с меня ростом. – Юлия, – протягивает она ладошку.
–
– Мы пока больше по славянам и древней Руси, – морщит носик Надя, – "Лепо ли бяшите братие… "
Юля фыркает от смеха.
– Что копаете? – интересуюсь.
В дни юности я достаточно покатался по раскопкам, чтобы поддержать разговор. Это прекрасный способ выпить на природе. Приятели-историки оборудовали себе на государственные средства загородные берлоги и не вылезали оттуда месяцами. У одного даже лЕдник был. По технологии шестнадцатого века. Про полевые бани я вообще молчу.
– Мезолит, – к нам присоединяется третья студентка. – У неё русая коса и немного простодушное округлое личико.
– Скука, – вздыхает Юля.
– Не скажи, – спорит с ней третья, – вчера Ленка трапецию нашла, так ей одной банку сгущёнки выдали! В одно лицо!
Судя по тону девушки, лицо у Ленки после такого непременно должно треснуть.
Сгущёнка – третья по значимости валюта советской эпохи после водки и колбасы. Особое хождение имеет среди туристов, геологов и прочего бродячего народа. Заветные синие баночки даже в нищие 90-е можно было найти на турбазах. А ещё её можно варить…
Страдания третьей девушки по сгущёнке понятны. Фигура выдаёт в ней сладкоежку. Она не толстая, но пухлая в нужных местах, а грудь просто роскошна. Для местных была бы идеалом красоты. Берёзовская Венера.
В этот момент вспоминаю Женьку. Ему бы понравилась.
– А вас как зовут? – обращаюсь к ней.
– Татьяна, – та слегка краснеет
Лагерь просыпается. Из большой шатровой палатки тянутся на водопой сутулые хмурые фигуры старшекурсников. Один, привлечённый шумом, сворачивает в нашу сторону.
– Посторонний? – оглядывает он меня, – кто такой.
Старшаку тяжко. Глаза у него красные, волосы всклокоченные. На тощей шее подпрыгивает кадык. Пивка бы ему сейчас. Смотрит недружелюбно. У него есть надежда сорвать всю свою похмельную боль на ком-то конкретном. Но я уже обзавёлся лояльным лобби.
– Серёж, это корреспондент! Из газеты! – повисает на нём Юля, не стесняясь тесного физического контакта.
– Не корреспондент, а фотограф, – встревает Надя, недовольная, что её опередили. Она, вообще-то, меня первая встретила.
– Серёж, а может его чаем напоить?! – предлагает заботливая Татьяна.
Серёжа морщится оттого, что его встряхивают. Его явно мутит.
– Дежурным скажите, –
– Алик! – я принимаю правила игры и представляюсь неформально. – От оладушков не откажусь.
– К Николаичу его проводите потом, – говорит Серый и теряет к нам интерес.
Его куда больше притягивает двадцатилитровая фляга с водой, которая стоит недалеко от костра дежурных. Пожар внутри требует влаги.
– Да что там за оладушки! – проявляет неожиданную хозяйственность Юля, – небось горелые всё.
По её виду понятно, что она бы такого точно не допустила.
– Зато со сгущёнкой, – мечтательно добавляет Татьяна.
– Куда тебе ещё! – щиплет её за бочок Надя.
Девчонки резвятся вокруг меня, с гордостью поглядывая на остальных. Они ведут меня по лагерю, показывая камералку, "лежбище слонов", так называется шатёр, где обитают старшаки, продуктовый склад, лопаты и прочие достопримечательности.
Время от времени я вскидываю камеру и щёлкаю. Мои спутницы в этот момент почтительно замолкают. Официальный статус и то, что я "при деле", а не шляюсь просто так, поднимает меня в их глазах на серьёзную высоту.
Оладушки действительно плоские и подгоревшие. Юля тут же обращает на это внимание и затевает перебранку с некой Ленкой, одной из дежурных. Это привлекает ещё больше внимания и пока я завтракаю, свита вырастает как минимум втрое.
Самые первые, Надя, Юля и Татьяна заключают между собой военный союз и дружно обороняют меня от окружающих.
Парни на раскопках тоже присутствуют, но их оттёрли на задний план. Во-первых, их явно меньше. Девушки в этом возрасте вообще более склонны к авантюрным поступкам, таким как спонтанные поездки, сомнительные знакомства и ранние браки.
Мужской пол уже в это время больше ценит уют, комфорт и мамины котлетки. Большинство их однокурсников сейчас чихают в пыльных архивах. А девушки любят простых романтиков.
Те немногие, кто всё же приехал на раскопки, старательно изображают равнодушие и скуку, чтобы сберечь остатки хрупкой самооценки.
К палатке руководства я подхожу во главе небольшой толпы. Профессор Аникеев, про которого я уже наслышан, похож на лешего. Лохматый, с большой всклокоченной бородой. Принадлежность к цивилизации в нём выдают только очки. Профессор подслеповато оглядывает нас, кажется, опасаясь стрелецкого бунта. Известие, что я из районки его заметно успокаивает.
– Так, ваши уже были, – говорит он и описывает даму, в которой я узнаю Нинель.
Поражаюсь её расторопности.
– Руководство приняло решение дополнить фоторепортажем, – импровизирую, – советское студенчество на передовых рубежах науки… уникальные находки… популяризация быта пролетариев доисторической эпохи…