Сторителлинг. Как использовать силу историй
Шрифт:
Витая в области гипотетического, вы лишаете ум слушателей чувственной и эмоциональной пищи. Теории всякого рода обращены к ничтожно малой части нашего мозга. Конкретные истории завладевают всем мозгом без остатка. Например, я недавно слышала по радио выступление ученого-диетолога. Этот гуру не стал вещать о допустимости добавления в рацион жира за счет увеличения отношения белка к углеводам (храп в зале). Вместо этого он сказал, что предлагает французскую диету, потому что французы «едят жирную пищу, пьют вино, курят и наслаждаются жизнью, но при этом у них реже случаются инфаркты, чем у нас, американцев». Как только теория нарядилась в одежду конкретной истории, она сразу же стала интересной. Возможность потреблять больше жирной пищи за счет баланса белков и углеводов становится интересной,
Обобщения — это поле игры интеллектуалов, чем объясняется то, что интеллектуалы, как правило, страшные зануды и истории рассказывать не умеют. Рассказчик околдовывает массы, в то время как интеллектуал теряет нить, углубляясь в теорию.
Стратегия вторая: замолчать. Это только кажется, что замолчать просто, — в следующий раз, когда осознаете, что «начинаете нудить», вы поймете, как это трудно сделать. Если вы чувствуете, что наскучили слушателям, просто замолчите. Возможно, они задремали, и ваше молчание разбудит их. Возможно, они отключились, потому что вы задели их лучшие чувства, но, скорее всего, они перестали вас слушать, потому что им действительно стало ужасно скучно. В любом случае продолжать испытывать их терпение неразумно. Если вы ошиблись и им не скучно, не беспокойтесь, они сами попросят вас продолжить.
Стратегия третья: озадачьте слушателей. Если у вас появились сомнения в том, что у вас и ваших слушателей одна цель — то есть вы считаете, что ваша история их больше не интересует, используйте самих слушателей как свой последний ресурс. Обратитесь к ним за помощью. Можете даже спросить: «Вам скучно?» (В вашем тоне ни за что не должно звучать обвинения: люди не виноваты, что вы скучно говорите.) Я часто задаю этот вопрос. Если в ответ мне с энтузиазмом отвечают: «Нет, нет, продолжайте», то продолжаю говорить, уже не думая, что докучаю аудитории. Иногда ответ звучит как завуалированное «да». Например: «Ну, вообще-то нам было бы интереснее услышать.» В этом случае я могу на ходу изменить сюжетную линию, чтобы сделать историю более интересной, или вытянуть историю из слушателей, что, несомненно, их оживит и порадует. Долговременное влияние требует сотрудничества и определенных усилий. Даже если у вас в рукаве припасена другая история, вытянуть ее из слушателей лучше, так как в результате они точнее воспримут ваши идеи.
Если вы сильно разнервничались или потеряли нить, то лучшая стратегия — признать это. Если вы скажете: «Я что-то нервничаю» или «Вам не кажется, что здесь слишком жарко?», то эти признания избавят вас от необходимости притворяться. Такое признание освобождает мозг: вы можете теперь сосредоточиться на восстановлении контакта с группой и на теме вашей истории. Аудитория вас поймет. Люди, обладающие обычной эмоциональной памятью, очень хорошо понимают, что значит нервничать. Смириться с притворством намного труднее.
Еще один секрет сохранения интереса к своей особе — ограничение взаимодействия с аудиторией. Слишком частое напоминание о себе притупляет восприимчивость слушателей к вашему голосу, к вашим звонкам и к посланиям на электронную почту. Назойливость — болезнь не только кинозвезд. Вспомните о том, как ведут себя интересные люди. Скорее всего, они не открывают рот при каждом удобном и неудобном случае. Если вы склонны к многоречивости, лучше вспомнить Клинта Иствуда24 и испробовать его методику на следующем совещании. Вы увидите, что когда вы наконец заговорите, на вас сразу обратят внимание.
Истории, в которых для мобилизации слушателей используется страх или стыд, могут быть эффективными, но лишь на короткий срок, для достижения устойчивого влияния они не годятся. Сильный страх или глубокое чувство вины парализуют людей. Эти эмоции не притягивают, а, наоборот, отталкивают. Даже очень сильная история перестает быть действенной, как только рассказчик перебарщивает с отрицательными эмоциями. Тот
Одной из самых насущных задач в США в XIX веке было убедить южан отменить рабство. Некоторые аболиционисты прибегали к проповедям о грехе и стыде, чтобы заставить плантаторов раскаяться, но главный аболиционист — президент Линкольн — не любил серьезных речей, предпочитая им шутки. О войне с Мексикой он, например, сказал, что все это дело напомнило ему одну историю о фермере, который говаривал: «Мне не нужно чужой земли, но мне нравится присоединять соседние участки».
Я нашла одну хорошую историю Линкольна в книге Кита Дженнисона The Humourous Mr. Lincoln («Мистер Линкольн как юморист»). После долгого спора о рабстве со своим другом судьей Лайлом Дики25 Линкольн как-то разбудил его среди ночи и предложил ему представить себя героем трех историй: «Если право на порабощение зависит от цвета кожи, то любой встречный, чья кожа светлее вашей, имеет право сделать вас своим рабом. Если это вопрос интеллекта, то любой встречный, кто умнее вас, имеет право сделать вас своим рабом. Если это вопрос интереса, то любой, кому это интересно, имеет право сделать вас своим рабом». Линкольн повлиял на Дики, показав ему иную точку зрения, а не стал взывать к стыду или чувству вины. (Заметьте, что такой способ влияния требует времени, так как собеседник должен представить себе человека с более светлой кожей, более умного и более амбициозного.)
Линкольн понимал, что юмор и хорошая история могут влиять сильнее, чем гневные отповеди. Его часто упрекали за снисходительность к врагам. Одна женщина как-то сказала ему, что он должен уничтожать своих врагов, на что президент ответил: «Что я и делаю — я превращаю их в друзей». Это стиль влияния настоящего сторителлера. Он не ищет победы, а хочет стереть разделяющие людей границы. Когда Линкольна однажды вызвали на дуэль и предоставили ему выбор оружия, он, известный своим презрительным отношением к такому способу решения конфликтов, отвергнув кинжалы, сабли и пистолеты, предложил: «Как насчет того, чтобы пошвырять друг в друга коровьими лепешками с расстояния в пять шагов?»
Сделайте свой рассказ интересным для слушателей. Говорите об их мире, их надеждах, мечтах, больных местах и об их тайных страхах. Вы можете говорить и о себе. Но рассказывать надо о конкретных вещах, о том, что вы знаете по своему личному опыту. Общие истины никому не интересны. Интересна неподдельная страсть, подлинные человеческие трагедии и комедии.
В одном из своих писем Элеонора Рузвельт недоумевает, почему некоторым рассказчикам так трудно достучаться до слушателей. «Да есть ли у них элементарное чувство любопытства?» — удивляется она. Любопытство в отношении тех, на кого вы хотите повлиять, — это обязательное условие вашей способности возбудить интерес к себе и своей истории. Только неподдельное любопытство может подсказать вам историю, которая удостоится внимания слушателей. Существует огромная разница между любопытством в отношении человека и попыткой его понять. Любопытство уравнивает, создает ощущение чуда, преподносит сюрпризы и спрашивает разрешения. Попытка понять предполагает превосходство, законы логики и несет на себе отпечаток раздражения в связи с необходимость предпринимать какие-то усилия. Если вы находите человека или группу скучной, то это рикошетом ударит и по вам, так как слушатели, общаясь с вами, тоже не будут ощущать ничего, кроме скуки.
Вы будете интересны, если сами проявите подлинный, искренний интерес. Стимулируйте свое любопытство. После долгого совещания двое идут в туалет и, заперев за собой двери кабинок, говорят друг другу то, что думают на самом деле: «Это была пустая трата времени». Эта короткая история намного интереснее, чем сухая констатация факта, что на совещаниях люди говорят правду реже, чем в частных беседах. Я узнала эту историю только благодаря моему любопытству. Мне всегда было интересно, что говорят люди после совещаний, семинаров и деловых встреч.