Сторно
Шрифт:
– Кто. Здесь. Командует? – раздельно спросил генерал, от голоса которого можно было замёрзнуть.
– Сержант Батов, – я вскинул руку к пилотке в приветствии, – временно исполняю обязанности командира третьей роты первого батальона 27 мотострелкового полка 27 танковой дивизии.
– Где командиры? – процедил сквозь сжатые зубы комкор. Он стоял, расставив ноги, заложив руки за спину, и, скользя по мне ледяным взглядом с ног до головы и обратно и распространяя слабый коньячный выхлоп.
– Убиты утром при отражении атаки противника.
– Что-то я не вижу, что вы тут что-то отражали, – он окинул
– Бой шёл четырьмя километрами ниже по шоссе. Уничтожены лёгкий танк, четыре бронетранспортёра, семь автомобилей и восемьдесят девять солдат противника. Захвачены два миномёта, два автомобиля, противотанковое ружьё и стрелковое оружие. В строю роты осталось тридцать шесть бойцов.
– Что ж ты, герой, трофеями прибарахлился, а склад глубокой консервации разграбил? – прогремел грубый резкий голос.
– Товарищ генерал, – вкрадчиво проговорил особист, высунув из-за спины Петрова противную самодовольную морду и кивая на замерших бойцов, – гляньте, все в новом, в награбленном, и даже сапоги прихватили. Спрашивается, зачем им новые сапоги, всё одно по законам военного времени всем пуля обеспечена.
– Зачем же ты, бл…дь, склад разграбил, – продолжал яриться генерал, отмахнувшись от гебешника, – отвечай, мерзавец!
– И правильно сделал. И вам тоже советую немедленно вскрыть все прифронтовые склады.
– Что ты сказал, щукин сын? – от удивления его лицо побагровело, а глаза округлились.
В стороне за спинами бойцов перепуганный Сашка корчил рожи и делал отрицательные жесты, пытаясь что-то мне показать. Наверно, предупредить хотел.
– Что бы я сейчас ни сказал, вы меня всё равно не слышите. А ситуация такова, что с минуты на минуту здесь появятся танки противника.
– Арестовать его!
– Не стоит этого делать. Иначе немецкие танки прорвутся в Слоним.
– Т-ты! Как смеешь! Старлей, ты слышал! – заорал генерал, брызгая слюной.
– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, – я по привычке встал в свободную стойку, – не советую распускать руки.
– Ах, ты…, – старлей первым кинулся на меня. Зря он это сделал. Наработанные годами навыки айкидо не подвели, и особист, потеряв в полёте фуражку, раскорячившись, улетел за обочину в кювет. Оба опричника, расталкивая друг друга и забыв про винтовки, бросились скручивать меня в бараний рог, и один за другим разлетелись по сторонам, пропахав по шершавому асфальту. Ошалев от неожиданности, они вскакивали, бросались и снова больно падали. Вскоре перепачканные в придорожной пыли и грязи, с ободранными об асфальт физиономиями эти бойцы невидимого и подлого фронта напрочь потеряли свой лощёный вид и, взяв меня в полукольцо, больше не рисковали нападать, но и стрелять побаивались, чтобы не попасть в генерала. А я специально крутился возле комкора, слегка потешаясь над его растерянным видом.
– Всем стоять!! Смирно!! – опомнился генерал, в его глазах бушевал ураган. От командного рёва всех окружающих буквально подбросило. – Ты, что себе позволяешь, сержант! Совсем зарвался! Расстреляю на месте!! – Его серые глаза потемнели, свирепый вид был страшен.
Слова нашлись сами собой:
– Не выйдет, товарищ генерал-майор. Мы уже давно мертвы. Когда нам без боеприпасов приказали перекрыть
– Ты… зачем так… ты ничего не знаешь…
– Как раз я-то знаю и беру на себя всю ответственность. Не этого же клоуна ставить командовать заслоном, – я махнул в сторону особиста, который с оторванным рукавом и грязной физиономией вылезал из придорожной канавы.
– Молчи, сержант. Старший лейтенант госбезопасности Достанюк своё дело знает. На тебя поступил серьёзный сигнал. Мародёрство, самоуправство, и в общем – диверсия, – на его скулах заходили желваки.
– Ошибка в формулировке. Диверсанты – это те, кто при реальной угрозе прорыва танков противника мешают войскам получить необходимые средства отражения нападения. Это те, кто в самый ответственный момент пытается лишить заслон руководства и лучших бойцов. Это те, кто сознательно вводят командование в заблуждение и тем самым ослабляют оборону и потворствуют врагу. Это те, из-за которых наши воины остались без оружия, которое враг имеет возможность захватить прямо в хранилище.
– Ну, ты… не очень-то, сержант… языком болтай. Разберёмся. Ладно. Продолжай пока командовать. Старший лейтенант, вместе со своими бойцами подожди у грузовика. Я что, непонятно сказал! Марш к машине! – генерал бросил повелительный жест и сморщился, будто раскусил клопа, сплюнул и продолжил, обращаясь ко мне, – докладывай, как оборону построил.
Я вкратце изложил суть моей задумки, которая явно понравилась комкору. Он сдвинул фуражку на затылок, потом снял. Гладко выбритая голова блестела в лучах вечернего солнца. Он поскрёб макушку, нахлобучил фуражку, дыхнул коньяком и махнул рукой, заканчивая показательную головомойку:
– Ладно. Давай, сержант, воюй. Продержись до утра. Завтра тебя сменит 770 полк, – Петров уже занёс ногу в легковушку, чтобы сесть.
– Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться.
– Что ещё?
– Возьмите вот это, – и я протянул ему карту немецкого лейтенанта с моими пометками и замечаниями.
– Что это?
– Трофейная карта.
Комкор присел боком на сиденье, разложив на коленях карту. Через минуту он резко поднял голову, боднул налитым кровью взглядом и спросил охрипшим голосом.
– Кто работал с картой?
– Я.
– А, ну-ка в машину.
Я залез на заднее сиденье, рядом расположился генерал. Теперь от его взгляда можно было прикуривать.
– Что ты ещё знаешь?
– Всё.
– Что-то сомнительно. – его бровь недоверчиво поползла вверх. – Похоже на провокацию.
В голове промелькнула пугающая мысль, что все мои усилия напрасны. Поняв, что просто так мне до него не достучаться, и не желая терять драгоценного времени, я произнёс скороговоркой: