Сторно
Шрифт:
– Сами сдались. Сначала у нас белой тряпкой махать начали, потом и у Андрюхи на левом фланге, а потом везде. Мы их подсчитали. Здесь 647 голов.
Результат был, прямо скажем, неожиданный и прямо противоположный предполагаемому. Меньше всего мне были нужны пленные.
– Мда-а. Задал ты задачку. Сурин где? Ага, здесь. Короче так, Василий свет Иванович, размести их между двух дорог, с четырёх концов чуть в отдалении поставь пулемёты ивыдели десять человек в охранение. Пленных напоить водой вволю. С едой потерпят. Гадят пусть в одном месте. Что по фронту слышно?
– А, что может быть по
После боя бойцы уже пришли в себя, и я приказал всем с оружием и техникой собраться у главного городского моста напротив НП. Пока подтягивались бойцы с дальних позиций, все остальные пообедали и занимались своими делами. Многие, скинув одежду, забрались в речку и голышом плескались в тёплой воде на плёсе вблизи моста. Мускулистые торсы мелькали в сверкающей от бликов вечернего солнца речке. Взрослые мужики резвились, как дети, радостно хлопали по поверхности, брызгались, орали и ныряли с плеч.
Ниже по течению водители отмывали от пыли и грязи машины. Чуть в сторонке танкисты чистили пушку уже отмытого танка. Раздетые по пояс артиллеристы Строгова тоже драили стволы пяти орудий, шестую пушку вместе с расчётом накрыло взрывом. Расчёты приводили в порядок зенитки и миномёты. Водилы обихаживали вытащенные из боя бронированные Опели и другие уцелевшие грузовики. Дед, беззлобно поругивался с помощниками и одновременно руководил погрузкой раненых артиллеристов. Сидя на берегу, Пилипенко задумчиво не спеша возился с трофейным автоматом и с улыбкой поглядывал на своих орлов, которые уже вылизали свои сорокапятки и теперь азартно плескались в речке.
Мы победили, а радости не было. Я пытался отвлечься, но, как магнитом, взгляд притягивали замотанные в плащ-накидки двадцать три свёртка, которые ещё утром были людьми со всеми своими заботами, радостями и страстями. Сознание отказывалось верить, что среди них лежат и два моих друга. Я предложил похоронить их всех вместе на высоком светлом берегу речки Уши в пригороде городка Красное.
Тряхнув головой, я попытался избавиться от тяжёлых дум, поднялся, махнул рукой Бале, и мы направились к пленным немцам.
– Officers, hier gehen. (Офицеры, выходите сюда.).
Из толпы протиснулись два десятка человек.
– Wer von Ihnen wesentlich? (Кто из вас старший?).
Вперёд шагнул майор с танковыми петлицами.
– Warum haben Sie sich ergeben? (Почему вы сдались?).
– Wir nicht in den Kraften, mit den eisernen Teufeln zu kampfen. Sie toten die Geschosse nicht. Welcher Sinn zu kampfen? (Мы не в силах воевать с железными дьяволами. Вас невозможно убить. Какой смысл воевать?).
– Gehen Sie zuden Soldaten. Bald wird hinter Ihnen die Eskorte ankommen. Beruhigen Sie die Menschen. (Идите к своим солдатам. Скоро за вами приедет конвой. Успокойте своих людей.).
Так вот почему немцы вдруг сдались всем кагалом. Сообразив, что обычным оружием нас убить нельзя, они конкретно перетрухнули. А, когда им в тыл ударили наши дивизии, они и вовсе наложили в штаны.
Ответ
– Товарищ командир, наши танки на подходе.
Действительно, рядом с главной дорогой под откосом по полю пылили три тридцатьчетвёрки. Они всё время виляли и притормаживали, объезжая воронки и разбитую технику и поэтому приближались медленно. Наконец, они объехали последнюю кучу горелого железа и, натужно рыча, в пологом месте выбрались на дорогу. Вместе с ними прилетело и нехилое облако пыли. Тридцатьчетвёрки выплюнули дизельный дым, проехали с десяток метров по шоссе и остановились. Открылись верхние люки и показались танкисты. Из первой машины выбрался на броню командир с петлицами полковника. Он стянул шлемофон, оглянулся и долго с высоты крутого берега долго оглядывал панораму боя. Потом он спрыгнул на землю, бегло осмотрел наше вооружение, кинул взгляд на убитых и громко спросил:
– Кто старший?
– Лейтенант Батов, командир группы специального назначения.
– Полковник Панов, командир 33 танковой дивизии, – и он по-простому протянул большую крепкую руку. Я пожал, быстро и незаметно оглядев его. Крупное лицо с правильными чертами, большие серые глаза, волевой подбородок, за такими мужиками обычно охотницы табунами бегают.
– Неужели всё сами, лейтенант? – он не мог отвести взгляда от поля боя.
– Да, пришлось попотеть.
– Не могу поверить. Сам только что из боя, но здесь вы натворили что-то невероятное. Вижу, и бомбили вас крепко и обстреливали. Воронка на воронке. Но столько немцев наколотить, и моя дивизия не смогла бы даже в лучшие времена. Чем же вы их, лейтенант? Неужто одним танком и трёхдюймовками? Глазам не верю.
– Нам удалось подловить их в удобном месте и устроить засаду. А техника наша вся здесь. Правда, снаряды на исходе, а было по четыре боекомплекта на ствол.
– Об этом нужно срочно сообщить командованию! Надо чтобы все об этом узнали!
– Не надо, товарищ полковник. Генералы Голубев и Кузнецов знают и хватит. Считайте, что нас здесь и не было. Завтра на рассвете мы планируем сняться и отчалить в сторону Минска. Вот только похороним своих бойцов. А поле боя теперь ваше.
– Что значит, ваше. Нам чужих побед не надо, это бесчестно!
– Никто не говорит о присвоении победы. Мы по акту передадим позиции. Вы займёте территорию и разберётесь с пленными и трофеями. Людей-то у вас побольше. А нас всего рота, да, и устали мы очень.
– Удивительные вы люди! Не беспокойтесь, сегодня же здесь расположится штаб и управление дивизии, медсанбат и моторизированный батальон. Я дам распоряжение начштаба, он всё оформит. Рад был познакомиться, меня зовут Михаил Фёдорович.
– Взаимно. Я Василий Захарович, – и мы снова пожали друг другу руки.