Сторно
Шрифт:
– Казн бес сут и приховор ист упийств. Нет токхумент – ти ист упийц. Packen Sie alle! (Схватить их всех), – я махнул рукой своим штурмовикам, показав, что нужно связать.
– Яволь, – гаркнул Сажин, и бойцы в пару минут упаковали полицейских и бургомистра.
Я обратился к селянам:
– Ви ист тольжны дайт майн зольдат тфе пофоска унд лошат. Шнель! Бистро! Бистро!
Через четверть часа на опустевшую площадь мужики пригнали две запряжённые телеги. В одну погрузили связанных женщин и деда, в другую посадили связанных полицаев и старосту. Отдав приказ машинам двигаться вперёд и остановиться за селом на лесной опушке, я на Ганомаге вслед за телегами свернул на лесную просеку. Я не
Бойцы вытащили пленных и полицаев из телег и встали с автоматами вокруг. Наступил момент выжечь скверну калёным железом.
– Так что, говоришь, они сделали … … …? – спросил я на чисто русском с перебором.
– Я-я-я н-н-не в-в-ин-новат. Мен-ня з-з-зас-ставили.
– Кто тебя мог заставить стать предателем и палачом? Ребята развяжите наших.
– Я-я-я н-н-не…
– Замолчи, тварь. А вы, товарищи, не бойтесь. Мы бойцы Красной Армии. Вы свободны, но возвращаться в село вам нельзя, там могут оставаться предатели и доносчики.
– Ой, товарищи, дорогие, – тихонько заголосила старшая женщина, – Ой-ё-ёй, мы уже и не чаяли-и-и. Родненькие мои-и-и.
Женщины помоложе оказались её дочерями, а дед – отцом. Времени было в обрез, поэтому я хотел побыстрее покончить с предателями и отпустить селян, но ситуация повернулась неожиданной стороной.
– Товарищ командир, – хрипло проговорил дед, – здесь неподалёку лагерь, близкий родич наш там оказался, ну, мы его и выручили. С ним ещё женщины и дети бежали, за то нас и схватили. Вот этот гад донёс, – он ткнул пальцем в старосту. – До войны ведь нормальным человеком казался, а недавно с крыши упал, думали, не выживет, а он очнулся сам не свой, как подменили. Совсем чужаком стал. И выражаться стал чудно, по-старорежимному, гад.
– Насчёт лагеря мы знаем, отец, туда и едем. Вот только подход к нему знать надобно, чтобы и охрану побить, и людей сохранить. Дело-то в общем нехитрое, но требует разведки и изучения местности, а времени-то у нас и нет.
– А, што её изучать, щас я вам всё досконально и обскажу.
Дед оказался бывшим солдатом, и в карте разобрался быстро. За десять минут всё разложил по полочкам и дал пару дельных советов. Я наносил отметки на карте, когда меня вдруг осенило.
– Отец, так ты говоришь, старосту будто подменили?
– Точно так.
– А, как его звать?
– Раньше звали его Сёмкой, а нынче он сам себя прозвал Афиногеном, прости господи, язык сломать можно.
Я подошёл к старосте, который уже немного очухался.
– Слышь, ты, иуда, быстро, не задумываясь, расскажи о себе. Быстро!!
– Г-господин офицер, – я честный человек, его голос сорвался на визг. – Не знаю, как здесь оказался. Я мастер маникюра учился у господина Пуэльри и…
– Работал в салоне мадам Жермен, и так и не дошёл до кареты генерал-губернатора Великого Князя Сергея Александровича, гадкий пидор.
– Но откуда… – прошептал он с ужасом, разглядел в моих глазах свой смертный приговор и его мочевой пузырь предательски расслабился.
Догадываюсь, кто, но не знаю зачем отправил этого подонка из небытия сюда и сейчас. Непонятно, почему преисподняя его исторгла. Я тоже попал сюда волею непонятных и могущественных сил, но мне хотя бы объяснили смысл моего воплощения. Да, я тоже не ангел и в последние дни убил немало людей, но людей вооружённых, и сделал это не по злому умыслу, трусости или страсти, а по священному праву защиты родины и своего народа от свирепого и безжалостного врага. Этот же негодяй переступил все мыслимые и немыслимые законы совести и человечности,
– Ты и все твои подельники иуды земли русской. Стой и смотри, как по одному будут вешать предателей и палачей, и представляй, как верёвка затянется на твоей тощей шее, а тебе будет не хватать воздуха. Смотри, гад.
Одного за другим вздёрнули полицейских, и когда последний обмочив штаты и обдристав ляжки, задёргался на верёвке, я услышал счастливый смех старосты. Он понёс безумную околесицу, начал тыкать пальцем в покойника, приседал, кривлялся и заливисто хохотал. Всё. Случилась худшая из казней. Теперь душа этого мерзавца больше не сможет перевоплотиться, поскольку в смертельной панике заблудилась сама в себе. Был подонком, да весь вышел. Я приказал его отпустить, и сумасшедший, продолжая смеяться и кривляться, побрёл в лес.
– Прощайте, женщины, прощай, отец. И будьте осторожны.
Не теряя времени, мы вернулись к колонне, поспешили дальше и через полчаса остановились на лесной опушке, не доезжая деревни Вауки, рядом с которой и находился концлагерь.
Ещё до рейда я голову сломал, прикидывая, как эвакуировать узников. Ведь, если пленные воины и здоровые гражданские могли пройти маршем три десятка вёрст, то раненых, больных и детей надо на чём-то увозить. Наших машин недостаточно, к тому же они часть вооружения и предназначались для переброски орудий, оружия, боеприпасов и бойцов, что являлось необходимым условием удачной операции.
Проблема решилась после подсказки старика-ветерана, что в соседнем с лагерем селе Клышки стояла какая-то воинская часть со множеством автомобилей. Вероятно, он имел ввиду немецкий автобат. Короче говоря, для начала я решил эти машины захватить.
После всех корректировок окончательно определился план операции. Пока сапёры будут уничтожать телефонную линию и в несколько уровней минировать дорогу, сообщающую лагерь с городом Крево, рота разгромит немецкий автобат и захватит грузовики. С этого момента время начнёт играть против нас. Пока водители в несколько приёмов будут перегонять машины, остальные бойцы скрытно окружат концлагерь. Закончив минирование северной дороги, сапёры переберутся на южную, плотно заминируют её и вместе с танком перекроют это направление до окончания операции. В то же время все большие стволы Пилипенко поставит за речкой и образует рубеж огневого прикрытия отхода. Потом по мере продвижения колонны танк с ганомагом станут головной походной заставой, а артиллерия – тыловым прикрытием.
В три часа пополудни я начал операцию.
Оставив сапёрам прикрытие, я направил роту в Клышки. На въезде в село нас попытались остановить на посту, но я проигнорировал часовых, отрицательно махнув им рукой. На главной улице в два ряда стояли около сотни грузовиков, и среди них пять автоцистерн с бензином. Ещё с десяток машин виднелись в сторонке под дощатым навесом с поднятыми капотами и частично разобранными моторами.
Два отделения заблокировали выезды из села и подали сигнал, после чего все остальные выбрались из кузовов и быстро рассредоточились. Немцы сначала ничего не поняли. Некоторые даже продолжали сидеть и курить, пока мы занимали село. Но, когда раздались первые выстрелы, отовсюду начали выскакивать солдаты. Некоторые даже пытались отстреливаться. От кого? От «стальной» роты? Мои бойцы управились в четверть часа.