Стоунхендж
Шрифт:
Сабан остро ощущал близость Орэнны. Он говорил с ней несколько раз во время их странствий по крутым тропам Сэрмэннина, но она никогда не искала его общества, и её близость сделала его неловким, смущённым и онемевшим. От мысли, что произойдёт с ней в ближайшее время, ему было больно даже смотреть на неё. Судьба Дирэввин и её так связались в его голове, что ему казалось, что душа Дирэввин вселилась в тело Орэнны, и теперь будет вновь украдена у него. Он прикрыл глаза и попытался отогнать прочь мысли о насилии над Дирэввин и приближающейся
Затем Орэнна близко склонилась к нему, чтобы он смог расслышать её голос сквозь песню.
— Вы нашли себе храм? — спросила она.
— Нет, — сказал он, дрожа от волнения.
— Почему нет? — спросила Орэнна. — Вы наверное каждый день видели новый храм?
— Они слишком маленькие, — краснея, ответил Сабан. Он не смотрел на неё из-за боязни начать заикаться.
— А как вы переместите ваш храм? — спросила Орэнна. — У вас есть бог, который заставит его перелететь в Рэтэррин?
Сабан пожал плечами:
— Я не знаю.
— Ты должен поговорить с Льюэддом, — сказал она, показывая на одного из своих охранников, сидевших на корточках возле центрального столба хижины. — Он говорит, что знает, как это можно сделать.
— Если Скатэл вообще позволит нам забрать храм, — хмуро сказал Сабан.
— Я одержу верх над Скатэлом, — уверенно сказала Орэнна.
Сабан осмелился взглянуть ей в глаза. Они были очень тёмными, и в них отражались отблески огня, и ему внезапно захотелось зарыдать из-за того, что она должна была умереть.
— Одержишь верх над Скатэлом? — спросил он.
— Я ненавижу его, — тихо сказала она. — Он плевал на меня, когда меня впервые привели в храм. Вот почему я не позволила ему бросить тебя в яму. А когда я отправлюсь в огонь, скажу своему мужу, что он должен позволить тебе забрать храм в Рэтэррин.
Она отвернулась от Сабана когда другой человек взял барабан из черепашьего панциря и начал другую песню, на этот раз в честь самой наречённой солнца. Орэнна внимательно слушала в знак уважения к исполнителю, когда он начал описывать одиночество бога солнца и его тоску по земной возлюбленной. Но когда певец начал описывать красоту невесты солнца, Орэнна, казалось, вновь потеряла интерес, так как она снова наклонилась к Сабану.
— Это правда, что в Рэтэррине вы не посылаете невесту к богу?
— Да.
— И в Каталло тоже?
— Да.
Орэнна вздохнула, затем пристально стала смотреть на огонь. Сабан смотрел на неё, а её охранники следили за ним.
— Завтра, — Орэнна снова качнулась вплотную к Сабану, — я должна возвращаться в селение Керевала. Но вы должны подняться на гору за этим селением.
— Зачем?
— Потому что там есть храм, — сказала она. — Здешние люди сказали мне об этом. Это новый храм Скатэла, тот, который он построил, когда выздоравливал от своего безумия. Он говорит, что освятит его, когда вернутся сокровища.
Сабан улыбнулся, думая о том, как будет злиться Скатэл, если узнает, что
— Мы посмотрим на него, — пообещал ей Сабан, хотя он предпочёл бы остаться с Орэнной — для чего, он не мог сказать. Скоро она будет мёртвой, мёртвой и унесённой к своему торжеству в сияющие небеса.
На следующее утро, когда густой туман накатывался с моря, Орэнна начала свой путь на юг, а Камабан с Сабаном отправились на север, поднимаясь в гору сквозь густую пелену тумана.
— Опять только потеряем время, — ворчал Камабан. — Ещё один простенький круг из камней.
Но он, тем не менее, вёл Сабана наверх по сырой траве и по покрытым осыпанным щебнем склонам, пока, наконец, они не выбрались из облаков на ослепительный солнечный свет. Теперь они были над туманом, расстилающимся вокруг них подобно белому безмолвному морю, в котором вершины гор были островами расколотых скал, таких спутанных и искромсанных, как будто бог в гневе разбил молотком их вершины. Сабан теперь понял, почему все колонны в храмах Сэрмэннина были похожи. Потому что камни, отколовшиеся от вершин, имели естественную прямоугольную форму, и всё, что нужно было человеку, чтобы построить храм, это просто доставить вниз с высокогорья обломки скал.
Храма было не видно, но Камабан предположил, что он стоит где-то внизу в густом тумане, и поэтому он уселся на край камня и стал ждать. Сабан расхаживал взад-вперёд, затем спросил Камабана:
— Зачем нам храм Скатэла, если Скатэл враг?
— Он мне не враг.
Сабан презрительно усмехнулся.
— Тогда кто же он?
— Он человек, похожий на тебя, братец, — сказал Камабан, — человек, который ненавидит что-то менять. Но он верный служитель Слаола, и в своё время он станет нашим другом.
Он повернулся и посмотрел на восток, где вершины гор виднелись подобно гряде островов над белоснежным морем.
— Скатэл хочет триумфа Слаола, и это очень хорошо. А вот чего хочешь ты, братец? И не говори об Орэнне, — добавил он, — так как она всё равно скоро умрёт.
Сабан покраснел
— А кто говорит, что я хочу её?
— Твоё лицо об этом говорит. Ты смотришь на неё, как голодный телёнок на вымя.
— Она прекрасна.
— Дирэввин тоже была прекрасна, и какое значение имеет красота? В тёмной хижине ночью, какая разница? Я не об этом, скажи, чего ты хочешь?
— Жену, — сказал Сабан, — детей. Хороший урожай. Много оленей.
Камабан рассмеялся.
— Ты говоришь как наш отец.
— А что в этом плохого? — вызывающе спросил Сабан.
— Ничего плохого в этом нет, — сказал Камабан устало, — но как это ничтожно! Ты хочешь жену? Так найди себе какую-нибудь. Детей? Они появляются, хочешь ты того или нет. И одни разобьют тебе сердце, а другие умрут. Урожай и олени? Так они и сейчас есть!
— А чего же хочешь ты? — спросил Сабан, уязвлённый презрением брата.